В 2022 году отрасли экономики столкнулись с беспрецедентными вызовами. В частности, самым большим макрофактором, повлиявшим на топливно-энергетический комплекс (ТЭК) России, стала неопределенность – отсутствие возможности планирования и необходимость принятия внезапных, часто не подготовленных и не проработанных должным образом решений. О рисках, которые российская энергетика преодолела в 2022 году, и о тех, с которыми ей, возможно, предстоит встретиться в 2023‑м, рассказал генеральный директор ООО «РискТЭКонсалт», член Совета директоров ПАО «ТГК-14» Владимир ОРЛОВ.
Превентивные меры сработали
– Если смотреть по отраслям, то для газовщиков и нефтяников на первый план вышла проблематика переориентации экспортных поставок, электроэнергетики столкнулись со сложностями в части обслуживания газовых машин, переносом сроков реализации ДПМ (договоров о предоставлении мощностей, заключенных между электрогенерирующими компаниями и крупными потребителями) и КОММод (конкурентный отбор проектов модернизации). Угольщиков коснулись ограничения по сбыту и сложности с фрахтом судов.
Основной глобальный риск 2022 года – отсутствие возможности предвидеть события и качественно планировать свою деятельность. В каждой подотрасли он раскрылся по‑своему, кто‑то справился с этим лучше, кто‑то хуже.
Иногда решения принимаются в прямом смысле слова на коленке, без математических расчетов, но с учетом рисков и последствий этих рисков. Даже «на коленке» можно реализовать весь цикл риск-менеджмента.
Можно ли было спрогнозировать эти риски? Я считаю, что отчасти – да. Более того, к некоторым рискам можно было подготовиться. Если компании внимательно следили за тем, что происходит в мире, в политике, слушали и анализировали, что говорит руководство нашей страны, представители международных организаций, консультанты и эксперты, то могли сделать большой задел по подготовке к рискам, реализовавшимся в 2022 году. Те, у кого такие заделы были, легче пережили новые обстоятельства и сценарии. Примерами могут быть: переход на импортозамещение в части программного обеспечения, запасных частей, материалов, переориентация рынков сбыта и поставок, уход от доллара и евро в расчетах и товарообразовании, переход на национальную валюту, перерегистрация компаний, вывод активов из‑за рубежа или для некоторых – разделение активов на российские и нероссийские. Все эти аспекты обсуждались задолго до начала специальной военной операции, более того, многие из таких превентивных мер рассматривались еще и до 2014 года, например деофшоризация 2012–2013 годов.
Были и новые риски. Для электроэнергетики шоком стало отсутствие возможности проводить сервисное техобслуживание иностранного оборудования, ограничение доступа к оригинальным запчастям. Нефтянка и энергетики, закупившие газовые турбины, столкнулись с проблемой их обслуживания из‑за отсутствия запчастей, особенно этот риск проявился для турбин GE модификации LM. Многие компании перенесли или отложили ремонты, часть оборудования, по согласованию с Системным оператором и Минэнерго России, перешла в режим «экономии ресурса», стало невозможно использовать официальные сервисные компании для ремонта зарубежного оборудования. Те участники отрасли, кто оперативно принял решение о переходе на сервисное обслуживание российскими компаниями и понял, что придется иметь дело с так называемыми «серыми запчастями», ввозимыми путем параллельного импорта, перестали требовать гарантии производителей, легче адаптировались к новой реальности. Компании, которые долго думали, столкнулись со сложностями, что стало в том числе одной из причин смещения сроков проектов ДПМ и КОММод в электроэнергетике.
Есть важный момент, о котором не принято широко говорить, но параллельный импорт работает, и в Россию продолжает поступать оригинальное оборудование иностранного производства, в том числе от некоторых производителей газовых турбин. О том, как такие поставки осуществляются, в газетах не пишут и на конференциях не говорят, но по значительному списку номенклатуры поставки идут – те, кто «в отрасли», об этом знают. И это относится не только к газовым турбинам, но и в целом к ТЭКу и другим отраслям промышленности.
Главное – умение адекватно оценить ситуацию
– Что касается рисков, которые могут реализоваться в 2023 году, думаю, мы столкнемся с проблемой в части техобслуживания, а именно, как это называлось в 1990‑х, с «пропущенными и перенесенными ремонтами». В целом можно ожидать ухудшения технического состояния оборудования, но не из‑за того, что оно совсем не обслуживается – оно обслуживается и часто теми же руками, но многие компании не успели перестроиться и пропустили, перенесли или ограничили несколько циклов технического обслуживания.
При этом не надо забывать, что в целом по стране все еще остается огромный парк оборудования, который вводился в эксплуатацию во времена Советского Союза. Конечно, при должном обслуживании оно способно работать продолжительное время, но менять его рано или поздно придется и менять надо будет на оте-чественное оборудование. Здесь возникает вопрос – насколько наше машиностроение способно обеспечить спрос качественным оборудованием во всех линейках типоразмеров? Причем это не только спрос на турбины, это и буровое, и горнорудное оборудование, оборудование для сжиженного природного газа (особенно актуален вопрос по криогенному оборудованию), даже банальные трубы для теплоснабжения и изоляция для них – и те не всегда можно найти в достаточном количестве в нужном исполнении.
Еще один риск связан со снижением надзора со стороны надзорных органов из‑за моратория на проверки бизнеса, в том числе с ограничением проверок в вопросах промышленной безопасности и охраны труда. В 2022 году были случаи возгораний на различных объектах, к счастью, не в крупной энергетике. Не хочу вдаваться в теорию заговоров, но, тем не менее, считаю, что в таких важных вопросах не нужно ослаблять надзор. Кстати, план работы надзорных органов на объектах энергетики в 2023 году значительно расширен по сравнению с 2022‑м.
Кроме того, полагаю, что в 2023 году не исключены риски, связанные с разрывом финансовых показателей и сроков выполнения бизнес-планов, реальной стоимостью и реальными сроками проектов и бизнес-деятельности. То есть нужно будет либо сворачивать те или иные проекты, либо искать дополнительное финансирование с переносом сроков. Этот фактор также связан с ростом стоимости оборудования и материалов и общим удорожанием на фоне инфляции. И, по всей видимости, можно ожидать ухудшения ситуации по линии промышленной безопасности и охраны труда.
Я не хочу давать рекомендации из разряда: сделайте факторный анализ или проведите какое‑то моделирование. Самое главное во всем риск-менеджменте – это умение здраво, адекватно оценить ситуацию, представить возможные варианты и принять решение. Я работал со многими федеральными компаниями, был участником достаточно известных крупных строек и знаю, что иногда решения принимаются в прямом смысле слова на коленке, без математических расчетов, но с учетом рисков и последствий этих рисков. Даже «на коленке» можно реализовать весь цикл риск-менеджмента.
Очень многие проблемные вопросы, которые поднимает риск-менеджмент, игнорируются как в силу менталитета лиц, принимающих решение, так и в силу нормативных ограничений. Одна из основных проблем современного риск-менеджмента в России – тезис «у нас все по нормам, значит, рисков нет». Очень тяжело идет понимание того, что «все по нормам» – это минимум, точка отсчета, то, что «и так должно быть». Причем чаще всего все тормозится на среднем уровне и даже не доходит до руководства.
Если вы видите какие‑то проблемы в своей организации или в целом в отрасли, не нужно бояться их обсуждать. Как показывает мой опыт, во многих российских компаниях не принято расстраивать руководство, поэтому «наверх» доходят только хорошие новости, а вызовы и риски зачастую остаются без внимания топ-менеджмента. И руководство честно и обоснованно принимает решение, исходя из той «картинки», которую ему нарисовали. Риск-менеджмент – один из инструментов поднятия «проблем» снизу-вверх «без фильтра», нескольких горизонталей менеджеров разного уровня.
При этом у риска есть и позитивная сторона, а именно открывающиеся возможности. Компании, где выстроена работа с рисками и налажены процессы принятия решения с учетом риска, легче переживают период турбулентности. Те, кто не боялся раньше проигрывать вариативность сценариев, кто не боялся говорить: «А что, если…» и придумывать сценарии, которые казались фантастическими, сейчас в более выигрышном положении, чем те, кто предпочитает не нести руководству плохие вести и не обсуждать неудобные сценарии развития ситуации.
Компании, где риск-менеджмент внедрен во все процессы и которые не мыслят дискретно, понимают, что любое решение и действие может иметь некую вариативность последствий; они готовы рассматривать, как эти вариативности накладываются одна на другую и могут повлиять на реализацию стратегии или на отклонение от бизнес-плана, более устойчивы в новой реальности. Я знаю компании, где нет риск-менеджера, нет даже отдела по управлению рисками, но процессы по управлению рисками там реализованы на все 100%, и они с большими выгодами и меньшим количеством негативных последствий от реализовавшихся рисков прожили 2022 год.
Мнения
Не упустить момент
Сергей Морозов, депутат Государственной Думы, председатель правления Российской ассоциации ветроиндустрии:
– Сложности 2022 года были связаны с уходом держателей OEM (original equipment manufacturer) по производству ветроэнергетических установок с российского рынка. Они изначально произвели нокаутирующее воздействие своей быстротой и неотвратимостью. Оказалось, что можно закрыть заводы, остановить проекты и обнулить целую отрасль.
Мы вписались в «мировой цикл ветроэнергетического производства», забыв о достижениях советской инженерной школы, которая не надеялась на западных или восточных партнеров. Огромными усилиями создавались свои собственные разработки, оригинальная технология, строились заводы и обучались кадры. Если необходимо было ускорить создание технологий, то они выкупались полностью и адаптировались под наше производство. Этот подход доказал свою эффективность. Если брать для примера энергетику, то у нас есть мощные технологии мирного атома и выдающиеся достижения в гидроэнергетике. Там, где Россия имеет лидерство, контракты остаются на месте. Ни одна из стран, с которой мы сотрудничаем в сфере атомной энергетики, не отказалась от проектов по строительству АЭС. С развитием возобновляемых источников энергии получилось по‑другому, но этот риск уже состоялся.
Именно жесткость санкций сделала ситуацию очевидной, а ответ однозначным: России нужно свое производство ветрогенераторов мультимегаваттного класса. Мне кажется, что если сменить точку отсчета и принять как данность, что Россия – самодостаточная страна, у которой есть ресурсы материальные, технические, технологические и кадровые для того, чтобы создать свое производство всех необходимых товаров и материалов, то все становится на свои места. В настоящий момент абсолютно все компоненты для производства отечественных ветрогенераторов мультимегаваттного класса могут производиться или уже производятся предприятиями российской промышленности.
Бизнесу сейчас труднее всего адаптироваться к мысли, что энергия ВИЭ в целом, ветропарков, в частности, конкурентная традиционным источникам и зачастую дешевле. Однако, для того чтобы реализовать это преимущество, нужен длинный горизонт планирования, десятилетия. Политическая ситуация не дает такой стабильности, и это фактор, на который промышленность не может оказать серьезного воздействия.
Опереться на свой собственный внутренний рынок – для многих компаний это непривычная мысль, даже рискованная. За разговорами на самом высоком уровне о том, что «для России важно усилить международное сотрудничество в области энергомашиностроения для возобновляемой энергетики», скрывается вредная и опасная мысль, по которой надо открыть российский рынок для «других» партнеров, хороших.
Ничего личного, только бизнес, сказали господа из Vestas и Siemens в России в 2022 году. Китай в 2023 году готовится ограничить экспорт критических технологий для производства солнечных панелей в США. Это стиль ведения бизнеса с позиции «мягкой силы», которому можно противопоставить только свое собственное развитие. Я вижу риск в том, что мы начнем бегать по граблям еще раз, а кто‑то будет зарабатывать на этом деньги.
Современные технологии позволяют получать более высокую прибыль не от продажи сырья, а от продажи продуктов более высокого передела. Вырабатывая и поставляя на рынок «зеленую» энергию, страна продает продукт промышленности с нулевой ресурсной составляющей, использует ресурс, на который никто не может влиять, и к тому же развивает свою промышленность, укрепляет экономику. Не пользоваться моментом для развития ветроэнергетики в настоящий момент – это риск, который граничит с глупостью, если не предательством национальных интересов.
Переформатирование и неопределенность
Антон Соколов, эксперт Российского газового общества:
– Главным итогом ушедшего года стала реализация практически всех негативных сценариев развития отечественной топливно-энергетической отрасли: резкое разрушение сложившихся рыночных связей, энергичные попытки изоляции отечественных энергокомпаний, устойчивое сокращение промышленного производства, а значит, и внутреннего потребления энергоресурсов, перекраивание энергетической карты мира. К счастью, предшествующий обострению украинского кризиса период отечественные компании не провели впустую: разрабатывались собственные технологические решения, накапливалась компонентная база западного производства, прорабатывались возможности выхода на новые рынки. Все это позволило российским добывающим компаниям не только подготовиться к ужесточению санкционного давления, но и быстро адаптироваться к произошедшим изменениям.
Основные внешние риски в 2023 году, на мой взгляд, будут связаны с углублением текущего энергетического кризиса в результате пусть и ограниченного, но ухода части российских энергоносителей с рынка. Сам рынок, несмотря на растущую потребность в энергии, насильно стараются загнать в ситуацию равновесия исключительно политическими мерами, что в условиях снижения инвестиций в геологоразведку и, следовательно, глобального сокращения добычи, скорее всего, приведет к очередному переформатированию как мирового нефтяного рынка, так и региональных газовых. В возможности такого события можно было бы сомневаться, если бы мы не стали в ушедшем году свидетелями колоссального укрепления на нефтяном рынке Индии на несколько десятилетий раньше всех публиковавшихся прогнозов. Приобретая и перерабатывая значительные объемы российской нефти, Индия получает серьезный рычаг влияния на Россию, что, безусловно, можно расценивать как ситуацию риска, учитывая, что Индия в значительно меньшей (нежели, например, Китай) степени стремится к конфликтному разрешению противоречий с западными странами.
Что касается ситуации внутренней, то она сохранит неопределенность в наступившем году. С одной стороны, системные вызовы никуда не уйдут, а значит, качество минерально-сырьевой базы продолжит падать за счет роста доли высоковыработанных объектов и трудноизвлекаемых запасов в общем объеме добычи. При этом однозначно говорить о том, что налоговая политика в отношении пользования недрами в условиях устойчивого роста выпадающих доходов бюджета не будет пересмотрена в сторону ужесточения, нельзя. Вместе с тем, мы, вероятно, будем наблюдать расширение применения механизма точечного льготирования, который за прошедшие несколько лет в целом завершил процесс институционализации в отрасли.
Обмен опытом и быстрые решение
Артем Салтанов, руководитель группы управления рисками АО «Атомэнергомаш»:
– Если говорить о рисках, с которыми наша компания столкнулась в 2022 году, прежде всего, это риск внешних воздействий на ИТ-инфраструктуру. Для его предотвращения был совершен переход на отечественное ПО, усилен контроль информационных потоков, проводилось обучение сотрудников.
В части логистических и операционных рисков, это риски, связанные с поставками контрагентов и поставщиков из стран за пределами РФ. Существенными рисками явились новые условия прохождения платежей по цепочке поставок, с учетом того, что у нас есть компании в контуре управления, находящиеся за пределами РФ.
Риски, связанные с отменой проектов, для нас были не так актуальны – из планируемых к реализации для нашего дивизиона по инициативе финской стороны произошла отмена проекта АЭС «Ханхикиви», но все проекты, по которым производилось изготовление оборудования, продолжаются и выполняются.
Общими для нас и других российских компаний стали риски резких и неблагоприятных изменений процентных ставок, валютных курсов, условий отечественных и зарубежных регуляторов, риски финансовой устойчивости заказчиков и поставщиков. Среди новых рисков, общих для нас и для других, также риск участившихся попыток внешних воздействий на ИТ-инфраструктуру.
Процесс управления этими рисками продолжается, можно сказать о том, что реально дает результат. Основа – ранее заложенная диверсификация направлений бизнеса, задействование новых направлений – для нас это исследовательские и промышленные реакторы, газнефтехимия, тепловая энергетика, оборудование машинного зала и судостроение.
Мы сразу стали реализовывать оперативные изменения схем поставок и платежей с учетом актуальной обстановки – здесь одновременно проходило взаимодействие с банками, контрагентами и регуляторами, а также перевод изготовления критически важного для нас оборудования на отечественные площадки.
И наконец, применение созданной в дивизионе системы управления рисками дало возможность ускорить принятие и прохождение решений в стрессовых условиях, сократить сроки и этапы согласований за счет принятия решений на каждом уровне с учетом влияния и вероятности рисков.
В 2023 году продолжат действовать риски 2022 года. Но как новые или видящиеся возможными к выходу на новый уровень для отрасли энергетики и энергомашиностроения в целом можно назвать:
• Снижение потребления и спроса на электроэнергию;
• Снижение инвестиционных возможностей;
• Курсовые риски;
• Возможные риски устойчивости энергосиcтем, связанные с внешними воздействиями.
Те меры, которые мы принимали в 2022‑м, продолжим реализовывать и в 2023‑м – они дают и будут давать эффекты.
Компаниям энергетической отрасли в новом году, думаю, необходимо:
– Объединиться в части управления рисками, в том числе нужны совместные решения в области импортозамещения по всей цепочке поставок и жизненного цикла, включая НИР и НИОКР с привлечением научно-исследовательских и образовательных организаций;
– Увеличить скорость принятия решений, быстро обучаться и обмениваться опытом, включая опыт снижения логистических и инвестиционных рисков;
– Сформировать и использовать типовые решения в энергетике и энергомашиностроении как способ снижения себестоимости в жестких финансово-экономических условиях;
– Искать и активно осваивать новые возможности, в том числе при ответах на новые вызовы, такие, как обеспечение энергоснабжения присоединенных территорий, включая мобильные решения, а также принимать проактивные решения в части обеспечения устойчивости энергосистем в условиях рисков внешних воздействий.
Подготовила Елена ВОСКАНЯН
