«У нас есть запас прочности. И мы не будем тратить его до конца»

— Главная цель антикризисной программы — смягчить остроту возникших проблем. В первую очередь — предотвратить массовое банкротство банков, в которых вкладчики могли потерять деньги. Это был конец 2008 года, когда резко осложнилась ситуация на мировых рынках, что привело в числе других проблем и к ажиотажному выводу денег со счетов.

Мы должны считаться с тем, что наши граждане не верят финансовой системе страны, они еще помнят 1998 год, когда многие потеряли деньги. И люди пошли в банки за вкладами. В октябре 2008 года из банков взяли более 400 миллиардов рублей. Значительная их часть была обменена на доллары. Этому также была причина: все боялись, что курс, как это случилось в 1998 году, рухнет, рубли обесценятся и начнется инфляция. Напомню, в 1998 году в момент кризиса и девальвации рубля инфляция выросла с 11 до 84%. Из-за страха потерять сбережения люди сняли с банковских вкладов огромные суммы.

Если бы и тогда, в 1998 м, одномоментно из банков были изъяты такие деньги, финансовая система страны рухнула бы. Но в 2008 году правительство приняло решение выделить необходимые деньги банкам, и они безотказно выдавали с вкладов по 300-400 миллиардов в месяц. Это продолжалось 2 месяца. Могу сказать такую вещь: Сбербанк самолетами возил наличную валюту из Европы, и если бы у нас была задержка рейса, то не хватило бы денег в обменниках. Ситуация была серьезнейшая.

В своих действиях мы исходили из того, что резервы, которые накопила страна, для того и нужны были, чтобы люди себя чувствовали спокойно даже в неспокойной кризисной ситуации. Мы считали, что возможность распоряжаться своими накоплениями — право каждого гражданина и наша задача — это право, это желание удовлетворить. Тем более что деньги, снимаемые с банковских счетов, никуда не пропадали. Просто люди меняли одну валюту на другую по какому то приемлемому курсу.

Собственно, так продолжалось до середины января. Понемногу стихал ажиотаж вкладчиков-физических лиц. Но теперь уже российские компании ожидали, что курс рубля рухнет, упадет, и неизвестно было, насколько упадет. С 24 до 29, до 30, до 32 рублей за доллар вырос валютный курс в течение января 2009 года.

Важный момент: Банк России сумел зафиксировать курс, точнее, найти равновесие, которое всех успокоило. Это принципиальный момент — если бы люди не поверили в это равновесие, они бы вновь рванули в банки за деньгами, и это стало бы еще одной крупной атакой на рубль. Еще раз отмечу: главное, что мы смогли в тот острейший момент сделать, — мы спасли финансовую систему страны, поддержав банки, на счетах которых были деньги вкладчиков и деньги предприятий. Мы сохранили сбережения граждан и деньги предприятий.

Вторая проблема была — безработица и невыплата зарплат. Мы начали осуществление большой программы по безработице. Предприятиям, в том числе и тем из них, где люди освобождались от работы временно, мы дали деньги на программу переобучения. Чтобы люди не сидели без дела, а работали, зарабатывали. Переобучали и тех, кто уволен, и тех, кто был в вынужденном простое на несколько месяцев. И конечно, увеличили пособие по безработице, чтобы оно было не ниже прожиточного минимума. Такие программы осуществлены во всех регионах.

Из других программ нужно отметить поддержку отраслей, особенно поддержку автомобильной промышленности и оборонного комплекса. Очень большая сумма — 300 миллиардов рублей — была выделена субъектам Российской Федерации, в том числе и на решение проблемы моногородов.

Как известно, с 1 января 2009 года мы снизили налог на прибыль с 24 до 20%. И ввели очень большую премию за амортизацию. То есть сразу же при постановке оборудования на баланс можно было списать 30% стоимости с налогов, уменьшить их на эту сумму. Одновременно мы передали примерно на 100 миллиардов рублей ставок налогов субъектам РФ, которые стали зачисляться теперь в их бюджеты.

Доходы субъектов Российской Федерации упали на 13%, но уровень расходов нам удалось сохранить, по сравнению с 2008 годом он не упал. Даже в отдельных регионах в прошлом году повышали зарплаты бюджетникам. В целом сохранились и социальные выплаты, выделялись деньги на содержание поликлиник, больниц. Дороги ремонтировали и строили, но, правда, в среднем в два раза меньше, чем в предыдущий, докризисный год.

Главное, что страна оказалась готова к кризисным катаклизмам, смогла обес-печить людям стабильную, постоянную работу, без выходов на демонстрации, без сокращения зарплат, без жестких урезаний социальных программ.

В 2009 году государственные расходы увеличились на 28%. Это неимоверный шаг, но мы пошли на него. Это большие деньги — примерно два с половиной триллиона рублей. Мы 80 миллиардов долларов бросили на фискальные программы. А Центральный банк, кроме того, 200 миллиардов долларов направил на обеспечение ажиотажного обмена рублей на доллары и евро. Граждане и компании принесли в Центральный банк рубли, а он безропотно выдал им доллары.

Могу напомнить, что в 1998 году не хватило 10 миллиардов долларов, и все рухнуло, страна попала в дефолт. 10 миллиардов долларов вывели из страны, и это обрушило ее рынок… А за 2009 год отток был 130 миллиардов, и мы устояли…

— Всегда во время кризисов обостряются проблемы моногородов. Какие принимаются меры, чтобы помочь в их решении?

— Поддержка моногородов — это прежде всего помощь жителям и градообразующим предприятиям. Россия сразу ввела действительно несколько протекционистских мер. Во-первых, мы приняли правило, согласно которому при госзакупках отечественная продукция имеет право быть на 25% дороже себестоимости. Мера неоднозначная, но в данном случае это была попытка сохранить заказ для российских предприятий. Для них это стало просто спасением. Например, в Набережных Челнах мы закупили для армии большую партию «КамАЗов». На других предприятиях закупили специализированные машины, автобусы для муниципалитетов. В целом 20 миллиардов рублей выделено было на закупку техники. Другими словами, большая часть производственной программы 2009 года работала на госкомпании, на государственные нужды, в том числе, как я уже сказал, на армию и МЧС.

— Эта техника необходима была хозяйству?

— Естественно, необходима. Мы только на обновление парка городских автобусов, которыми граждане пользуются, выдали 10 миллиардов рублей. Перечислили эти средства субъектам, и они купили новые автобусы. Разумеется, был осуществлен контроль. Всё в порядке, средства были истрачены по назначению.

Что касается самих моногородов, то было принято и осуществлено решение выделить им деньги на возврат кредитов. Тем самым градообразующим предприятиям предоставили возможность дальше раскручивать свой бизнес. Моногородам давали деньги на переобучение людей, потерявших работу, на оплату социальных расходов, потому что градообразующие предприятия в ситуации кризиса стали меньше платить налогов. Как я уже говорил, 300 миллиардов рублей было выделено регионам, и прежде всего деньги уходили в те из них, где имелись проблемы моногородов.

— Из тех рычагов, механизмов, которые были применены во время кризиса и оправдали себя, — какие уйдут после стабилизации ситуации, а какие станут обычной практикой?

— Программа организации общественных работ, я думаю, уйдет. Наверняка будет продолжена программа переобучения безработных, она получила широкую поддержку.

Программа утилизации автомобилей, по которой можно сдать старую машину и получить 50 тысяч рублей на приобретение новой, — очень позитивная практика. Но я думаю, что в дальнейшем она должна осуществляться не за государственный счет, а за счет самих компаний. Сейчас при участии государства построят заводы по утилизации старых автомобилей, программа будет запущена, и через три года исчезнет необходимость в государственном участии. Будет понятно, куда приходить и сдавать автомобиль. Старую машину будут утилизировать, она будет превращаться в металл, который тоже будет что то стоить. Будут покупаться новые автомобили отечественной сборки, эта программа станет рентабельной.

Уверен, что необходимо сохранить усиление надзора за банками, — вы знаете, мы стали очень серьезно и более глубоко проверять банки. Это очень важная и полезная мера, которая себя оправдала.

— Кстати о банках. Как сделать так, чтобы они повернулись лицом к реальному сектору? Ведь именно на эту проблему обращают внимание сегодня многие.

— Я отношу подобные претензии к числу поверхностных утверждений. Да, банки имеют большие деньги, которые собрали у вкладчиков. И сами же банки платят вкладчикам в период кризиса немаленькие проценты — до 9-10%. Для того чтобы «отбить» эти проценты да еще и заработать, банки должны куда то вложить эти деньги. Это очевидно. Сами банки заинтересованы в том, чтобы давать кредиты. Это их хлеб. Смешно предполагать, что они спрятали деньги и не хотят их отдавать.

Проблема в другом: банки зачастую не знают, кому давать кредиты. Непонятны перспективы отраслей. Давать кредит, который не будет возвращен, — это гибель для самого банка. Поэтому банки стали гоняться и отбирать друг у друга хороших заемщиков.

— У банков есть критерии, по которым они определяют качество заемщиков?

— К сожалению, у нас в стране предприятия, которые качественно работают, у которых есть доход, прибыль, кто может взять кредит и потом его вернуть, — наперечет. Таких заемщиков банки друг у друга перетягивали и перетягивают. Конечно, чаще в этом перетягивании преуспевали государственные банки, «уводившие» клиентов от частных и от малых банков. Это понятно, госбанки обладают большими ресурсами: кто хотел, тот приходил к ним и получал кредит.

Если предприятие может спокойно работать, в том числе и в условиях кризиса, это просто золотой клиент для банков.

Тенденция к снижению числа банковских кредитов характерна для большинства стран. Такое происходит и в США, и в Великобритании… Кстати говоря, в 2009 году мы в России не допустили снижения кредитов. Они остались на докризисном уровне.

Объективно, когда ВВП снижается, экономика становится меньше. Предприятие не может уже, как раньше, взять большие средства в кредит. А если у них и прибыль в перспективе двух-трех лет меньше — это значит, что кредиты не могут быть в прежнем объеме обслужены. Поэтому снижение количества кредитов в такой ситуации объективно. Можно, конечно, и в этом вопросе власть применить. Как, например, сейчас в Китае это делают, выдавая кредиты под административным давлением. Это уже привело к перегреву китайской экономики. Например, цены на жилье за время кризиса в Пекине выросли на 43%. А в некоторых других китайских городах — на 80%. Это означает, что у них возник пузырь на рынке недвижимости. Сегодня эта недвижимость стоит очень дорого, а послезавтра она обесценится в два, а то и в три раза. И банки, которые давали кредиты на приобретение этой недвижимости, вынуждены будут понять, что никогда не вернут эти деньги. Мы не должны были допустить подобной ситуации, и нам ее удалось избежать.

— Очевидно, что справиться с этой проблемой (в числе многих других) помог стабилизационный фонд, вокруг которого в свое время было сломано столько копий. Выходит, полностью оправдалась политика общегосударственных сбережений?

— Совершенно верно. Выступая на недавней коллегии Минфина, премьер-министр российского правительства дважды подчеркивал это. Владимир Владимирович сказал примерно так: «Евросоюз то только сейчас понял, что надо было сберегать ресурсы. А мы это сделали, когда, у нас было благоприятное время. А они — когда уже петух клюнул». Я потом ему сказал, что, когда резерв потратим, будем как все. Но премьер-министр в ответ заметил, что раз мы деньги накопили вовремя, значит, мы уже не как все. Он подчеркнул, что мы считаем политику создания резервного фонда оправдавшей себя и должны вернуться к этому созданию, к возобновлению формирования стабилизационного фонда.

— И все таки — когда закончатся деньги стабфонда?

— Известно, что стабилизационный фонд Российского государства состоит из двух частей. Это резервный фонд и фонд национального благосостояния. Резервный фонд был предназначен для того, чтобы им можно было воспользоваться именно в такие кризисные годы. Когда мы этот фонд создавали, исходили из того, что накопленных в резервном фонде денег при цене 30 долларов за баррель нефти нам должно хватить на три года. Но затем мы больше, чем прогнозировали, нарастили расходы. И тем не менее средств резервного фонда хватало, как минимум, на два года — на 2009-й и 2010 й. Но с учетом того, что цена на нефть в последнее время чуть выше 30 долларов за баррель, резервного фонда нам хватит частично и на 2011-й. Другими словами, в 2011 году деньги, накопленные в этом фонде, полностью уже будут израсходованы.

А фонд национального благосостояния мы еще не распечатывали. И он служит проблемам устойчивости пенсионной системы и выполнению государственной программы по финансированию добровольных накоплений. Эта программа рассчитана на 10 лет. Мы оцениваем, что за 10 лет на нее из фонда национального благосостояния будет направлен примерно триллион рублей.

Представляется разумным тратить средства фонда национального благосостояния именно на такие проблемы, как поддержка пенсионной системы, потому что у нас все еще остаются демографические риски. Но если мы столкнемся с ситуацией, когда будет осуществляться не оптимистический сценарий демографической политики, то тогда, конечно, и этот фонд будет тоже востребован для решения кризисных проблем.

— С чем встретили кризис другие страны?

— В большинстве других стран росли долги. Мировая экономика всегда жила в долг. Конечные плательщики, которыми всегда являются граждане, готовы были при низких ставках брать кредит и обслуживать его, работая много лет и постепенно, поэтапно возвращая кредиты. Кризис, который мы переживаем, показал, что и предприятия, и граждане, которые брали ипотеку, все вместе они накопили слишком большой долг. Уже стало понятно, этот долг не будет обслуживаться. Этот пузырь лопнул.

Франция в 1980 году имела государственный долг от ВВП в размере 20%, а сегодня — 78%. Государственный долг ВВП Германии в 1991 году был 39%, а сейчас — 73%… Во многом именно это стало причиной сегодняшней нестабильности в зоне евро.

— А как на этом фоне выглядит Россия?

— Мы имели в 1998 году 140% государственного долга от ВВП, а сегодня он составляет около 9%. Это означает, что мы использовали благоприятный период в истории нашей страны и сумели погасить государственный долг со 140 до 10% от ВВП. Сегодня это — еще один наш ресурс, по значимости примерно такой же, как стабфонд. Только средства стабфонда реально на счетах лежат, а уровень государственного долга означает, что у нас есть запас возможности займа. И мы можем этим воспользоваться, заимствуя средства для осуществления важных программ. Пока экономика не встанет на ноги, не заработает в полной мере…

Совсем недавно, впервые после 1998 года, Россия разместила на мировом рынке заем на 5,5 миллиарда долларов. Мы впервые вышли на мировой рынок с самой агрессивной стратегией, которая только могла быть. И министры финансов других стран, участники рынка не скрывали зависти. Потому что им деньги во что бы то ни стало нужны, и они их берут по любой цене. А мы, с учетом того, что у нас есть резервы, могли капризничать: «Вот такая цена. Кто по такой цене, под 5%, готов нам дать десятилетний заем, — подходи». Пришли. «А пятилетний заем — под 3,62%. Кто захочет — подходи. И вот купоны: по одному — 5%, по другому — 3,62%». И мы взяли 5,5 миллиарда на выгодных условиях.

У нас есть еще запас прочности, и мы его не так быстро будем тратить. Я думаю, что нам его до конца тратить нельзя. Всегда нужно учитывать непредвиденные ситуации, катаклизмы, и прежде всего — снижение цен на нефть. Она, конечно же, может упасть и до 50, и до 30 долларов за баррель. Все возможно. Сегодняшняя ситуация с обострением финансового кризиса в Европе делает реальной угрозу второй европейской рецессии. Европа может достичь второго дна кризиса — шансы 50 на 50. Ценные бумаги Греции, Португалии, Испании, Ирландии покупали банки Европы, и сейчас приходится думать: или спасать эти страны, или спасать потом всю банковскую систему Европы. В любом случае Европе придется заплатить. Причем потом, может быть, это будет стоить дороже. Поэтому нужно сделать так, чтобы рынки поверили в то, что Греция избежит дефолта.

Известно, что недавно два дня заседал Совет министров ЕС, искал возможное решение. Первоначально объявленный план спасения Греции не помог. Рынок в его реальность не поверил. Поэтому был выработан другой план по созданию стабилизационного фонда Европы в размере 750 миллиардов евро. Центральному банку даны права скупать ненадежные облигации государств. А это означает, что Центральный банк включил печатный станок, включил свой «Гознак». Конечно, это очень опасно, потому что не решает в корне проблему, а отодвигает ее на два-три года.

— Ваш прогноз — оптимистический или пессимистический? Закончился кризис или нет?

— Кризис не закончился, но прогноз оптимистический. Потому что будет годовой рост в пределах двух-трех процентов в ближайшие годы и в мире, и у нас. Причины и факторы того, докризисного, чрезмерного роста существенно смягчились. Практически исчезли.

Наталья НИКИФОРОВА