Литература
Глобальные модели развития человечества
Г.В. Осипов, В.А. Лисичкин.
М.: Норма, НИЦ ИНФРА-М, 2015 – 256 стр.
Это очень своевременная книга. В том смысле, что она и должна была появиться сейчас, когда Россия не находит понимания у Запада, когда идет война санкций и все вспоминают о временах «холодной войны». В этой непростой геополитической обстановке многим хотелось бы знать, кто тут исторически прав, кто виноват и чем все это в итоге завершится. Свои варианты ответов на вечные вопросы дают уважаемые люди, выпустившие это учебное пособие (предназначено для студентов, аспирантов, преподавателей, а также всех интересующихся будущим человечества – так сказано в аннотации).
Авторы у этой книги действительно серьезные – вышла она под редакцией академика РАН, ректора МГУ Виктора Садовничего, а написали ее академик РАН, директор Института социально-политических исследований РАН Геннадий Осипов и действительный член Российской академии социальных наук, доктор экономических наук Владимир Лисичкин.
С одной стороны, это обзор футурологических моделей и концепций XX–XXI веков, то есть представление относительно недавних воззрений разных ученых на будущее человечества. Достаточно подробно рассматриваются модели «ПАТТЕРН», Джея Форрестера, Питирима Сорокина, Дэнниса Медоуза, Михайло Месаровича и Эдуарда Пестеля, Василия Леонтьева, Лоуренса Клейна и модель британских ученых «Мир в 2050 году».
С другой стороны – авторы рисуют картину современного устройства мира. В этом нарисованном ими мире у человечества есть главный и очевидный враг – это Соединенные Штаты Америки.
Существуют, пишут авторы, две основные линии организации мировой экономики: 1) глобализация – т. е. создание глобальной экономической системы, управляемой из единого центра, 2) регионализация – т. е. образование многоцентровой экономической системы, где центрами являются Китай, Юго-Восточная Азия, Индия, Россия и др.
Вторая система организации мировой экономики кажется авторам правильной – она адекватна состоянию производительных сил и является относительно устойчивой. Однако многополярному миру что-то все время мешает, власть все больше концентрируется на одном полюсе, и всему миру навязывается процесс глобализации.
Чем же обусловлена устойчивость этого процесса, ведущая к концентрации богатств в США и падению уровня жизни во всем остальном мире? – спрашивают авторы. Отвечают: это обеспечивается механизмом тотального регулирования, который опирается на концентрацию ресурсов и на мощное информационно-психологическое воздействие, использующее контроль над основной частью мировых СМИ. Частными проявлениями этого тотального регулирования служат экономические кризисы, организованные США в 1990-е годы в полутора десятках стран, создание систем нарастающих долгов и «выкачивание мозгов». Такое глобальное регулирование обеспечивает экономический подъем США за счет других стран и народов.
А как же свободный рынок и демократические ценности, спросят студенты, аспиранты и просто интересующиеся будущим человечества у авторов. И авторы дадут на это ответ: понятия «рыночная система», «капитализм», «свободная конкуренция», «демократия» действительно задействованы в массовой пропаганде Запада. Но все эти понятия играют лишь роль средства информационного прикрытия для получения сверхприбылей за счет стран третьего мира.
Научная революция третьей волны, о которой много говорят, в этих условиях не приводит к всеобщему благоденствию, а интенсифицирует гонку вооружений в угоду интересам транснациональных корпораций. Адепты западной футурологии (а футурология, замечают авторы, была придумана на Запале как альтернатива марксистскому видению будущего), конечно, пытаются найти разумные аргументы для оправдания милитаризации экономики стран НАТО и поэтому прогнозируют то локальные войны, то общемировые конфликты. Несмотря на внешнюю разницу позиций западных футурологов, большинство из них объединяет общая цель: защита интересов транснациональных корпораций и США. Вообще, перед западными учеными стоит двоякая задача – с одной стороны, они должны создавать прогнозы, которые могут быть практически использованы в планировании экспансионистской политики США, с другой – должны в пропагандистских целях оправдывать антигуманную сущность этой политики. И лишь небольшая часть футурологов, социологов и экономистов выступает с пацифистских позиций.
Западные страны, в частности США, продолжают авторы, все больше превращаются в полицейские государства, где политические репрессии, убийства политических деятелей, поголовная слежка за инакомыслящими стали кошмарной явью.
Научно-техническая революция третьей волны породила у западной буржуазии надежду, что капитализм эволюционирует, совершенствуется. Появилась концепция индустриального общества – она стала модификацией идеи народного капитализма и гуманной экономики, разработанных в 1950-годы и призванных оправдать капитализм и пропагандировать его как единственно возможное будущее человечества в противовес социализму. Но надежды на эволюцию капитализма не оправдались. Хотя западные ученые написали массу книг, доказывающих, что капиталистическое общество стало другим, – верить им нельзя. В этих исследованиях произошла подмена анализа социально-экономических проблем рассмотрением технико-экономических показателей развития производства. И на этом не слишком убедительном для авторов книги основании происходит восхваление достигнутого США прогресса.
Многие футурологи пишут о якобы происходящей демократизации буржуазного общества, но на практике общественно-политическая жизнь на Западе определяется транснациональными корпорациями, сосредоточившими в своих руках как материальные богатства, так и политическую власть.
Западные футурологи разрабатывают красивые теории о будущем обществе, в котором ведущая роль будет принадлежать не бизнес-корпорациям, а корпорациям ученых. Но это – утопия. В реальности роль ученых ограничивается защитой status quo западного общества. Достаточно кому-то из ученых перейти в лагерь оппозиции, как он теряет статус эксперта и отстраняется от участия в государственных делах.
Единственная модель, заслуживавшая явное одобрение авторов, – модель Питирима Сорокина, американского социолога русского происхождения. Авторы говорят, что пришло его время. Сорокин считал, что капитализм и коммунизм представляют уходящую эпоху и на смену им придет некий новый интегральный строй, впитающий все позитивное из обеих систем. Сейчас, пишут авторы, после краха социалистической системы многим на Западе кажется, что пробил час вечного торжества капитализма, однако это не так – все отчетливее просматриваются контуры постиндустриального будущего, интегрального общества.
Обоснованный Питиримом Сорокиным закон религиозной и моральной поляризации (нарастание негативных тенденций этой поляризации в кризисные эпохи и позитивных тенденций – во время выхода из кризиса) раскрывает механизм перехода от эпохи к эпохе. Этот закон дает оптимистичную уверенность в том, что нарастающая волна преступности, нравственного одичания, бездуховности неизбежно встретит противодействие в виде усиления позитивной поляризации, нарастания энергии альтруистической любви.
Впрочем, ни в одной из моделей будущего, даже модели Сорокина, пишут авторы, не учитываются факторы новой социальной реальности (а уже формируется новая экономика, новая политика, развивается сетевой интеллект, и все это означает переход к электронно-цифровой стадии развития человечества). Это ставит под вопрос адекватность этих моделей. То есть должна появиться некая новая модель, в которой, пишут авторы, определяющую роль в преодолении стихийности и установлении социального порядка предстоит сыграть государству.
Трансформация бизнеса в условиях рыночной нестабильности
Н. К. Моисеева, Т. Н. Гончарова, О. А. Марина, О. В. Седова.
М.: Курс, ИНФРА-М, 2015 – 416 стр.
Экономика становится все более инновационной. Это создает проблемы. Но и предоставляет возможности. Авторы этой монографии предлагают извлечь уроки из чужих ошибок и использовать в России опыт других стран, выявляя узкие места и конкурентные преимущества производственных и сбытовых схем.
Ситуация с технологическими инновациями в России не самая радужная. Пока на мировом рынке высокотехнологичной продукции доля России составляет всего 0,3–0,5%. Этот показатель остается практически неизменен на протяжении последних десяти лет, хотя в абсолютном выражении он вырос в 2,2 раза – это связано с ростом мирового рынка высокотехнологичной продукции в целом.
При этом по уровню финансирования исследований и разработок Россия занимает не самое плохое место – девятое в мире (на первом – США, на втором – Япония, на третьем – Китай), находясь на уровне таких достаточно инновационно развитых стран, как Канада и Италия, и опережая Испанию и Швецию. Но структура финансирования научной деятельности в России уникальна тем, что доля негосударственных капиталовложений в передовые технологии составляет менее 40%, тогда как в большинстве стран 60% финансирования приходится на бизнес (в Китае этот показатель еще выше – более 70%).
В России только 9,5% организаций осуществляют технологические инновации, что очень мало (в Германии таких 70%).
Однако никакого другого пути у России, если она хочет остаться ведущим мировым игроком, кроме как развивать рынок высокотехнологичной продукции, – нет. Правда, занимать серьезные позиции на международных рынках будет непросто, поскольку в условиях глобальной инновационной системы мировые лидеры сформировали стандарты и правила, которые стали практически обязательными для всех участников глобальных цепочек производства и продаж.
Тем не менее у России, считают авторы, есть возможности для инновационного развития. В том числе потому, что мир теперь исповедует концепцию «открытых инноваций».
Раньше, на протяжении всего ХХ и начала XXI века, основной концепцией управления компаниями было существование парадигмы «закрытых инноваций». Каждая фирма надеялась только на себя и использовала внутренние решения. Компании стремились к тому, чтобы самые талантливые и профессиональные кадры работали у них. Все разработки тщательно скрывались, чтобы при выводе новой продукции на рынок завоевать первенство.
Теперь эта парадигма признана не самой эффективной. Новая концепция «открытых инноваций» предполагает, что:
– высококвалифицированные специалисты могут работать за пределами компании,
– фирме не обязательно самой проводить исследования, чтобы получить прибыль,
– создание более совершенной модели бизнеса важнее, чем выход на рынок раньше конкурентов,
– компания должна получать прибыль от использования другими ее интеллектуальной собственности.
Появление новых подходов связано, в частности, с тем, что время вывода новых товаров на рынок серьезно сократилось и срок службы отдельных технологий становится все короче. То есть на первый план в бизнесе выходит не собственно изобретение, а эффективная реализация инновационных идей – неважно, своих или чужих.
Впрочем, пока модели инновационной активности в разных странах неодинаковые. Например, Австрия, Дания и Новая Зеландия ориентируются на открытую инновационную систему (т. е. используют не только собственные разработки, но и импортируют результаты из других стран), закрытые инновации в большей степени характерны для Франции и Великобритании, где компании предпочитают защищать результаты своей инновационной деятельности от имитации и редко прибегают к адаптации внешних технологий. В России в связи с неразвитостью инновационной активности трудно говорить о преобладающей модели.
Но инновации имеют не только технологический, но и нетехнологический характер. К последним относятся маркетинговые и организационные инновации. Именно здесь, считают авторы, и зарыты возможности для отечественных компаний. Необходимо эффективно использовать маркетинговые ресурсы фирм (особый вид ресурсов, не имеют физической сущности, но приносят предприятиям доход). Конкурентоспособность компании зависит не столько от того, что она делает, сколько от того, как управляет бизнес-процессами.
Авторы предлагают предприятиям формировать альянсы для взаимного использования маркетинговых ресурсов (сейчас даже отношения дистрибьютора и дилеров носят стихийный характер), организовывать стратегические партнерства для совместного вывода на рынки новых товаров (одним из типичных недостатков существующих стратегических альянсов авторы считают недостаточной обмен знаниями между партнерами), шире использовать франчайзинг.
Много внимания в книге уделено проблеме сокращения трансакционных издержек.
