Основной риск – не получить знания

840


Основной риск – не получить знания

Журнал «Эффективное антикризисное управление» побеседовал об управлении рисками в высшей школе с ректором Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, д.э.н., профессором М.А. ЭСКИНДАРОВЫМ

М.А. ЭСКИНДАРОВ– Какие основные риски, с которыми сегодня необходимо считаться в деятельности высшей школы, вы бы выделили? В чем их сущность и основные характеристики?

– На мой взгляд, основной риск – это качество поступающих абитуриентов. К сожалению, мы наблюдаем из года в год некоторое снижение подготовки будущих студентов. Это заметно уже на первом курсе. В нашем университете мы вынуждены отчислять от 5 до 10 процентов поступивших – так, например, было в прошлом году. В нынешнем году мы после первого семестра отчислили уже более 60 человек, а это довольно-таки много. Причем у некоторых из тех, кто был отчислен, достаточно высокие баллы по ЕГЭ.

Второй риск – демографическая ситуация в стране. Она настораживает. Хотя это не касается нашего вуза, где конкурс порой составляет и двадцать, и тридцать, и сорок человек на место. Но для многих вузов такая ситуация – серьезная проблема. Отсюда и необходимость оптимизации количества российских вузов. В первую очередь, необходимо посмотреть, насколько эффективно работают коммерческие вузы, как работают платные отделения государственных вузов. Я недавно зашел на сайт одного достаточно известного вуза, который вообще-то не должен был бы заниматься подготовкой экономистов, финансистов и юристов, потому что это абсолютно непрофильные для него дисциплины. Но на сайте обнаружил, что вуз объявил платный прием на эти специальности. Причем плата за обучение смехотворная: от 32 до 50 тысяч рублей в год. Это полная профанация. За такие деньги организовать качественное обучение абсолютно нереально. Мне кажется, Рособрнадзору необходимо провести мониторинг платного приема и жесткую ревизию ситуации в целом.

И наконец, еще один риск – закон об образовании. Проект закона давно уже обсуждается. Он должен быть принят взамен действующих законов, законодательных актов в области образования. К сожалению, процесс принятия закона об образовании затягивается – не все его положения встречают понимание в обществе.

Я считаю, что одним из немаловажных рисков в сфере образования является законодательное разрешение студентам работать. Сочетание учебы с полной загрузкой на работе приводит к снижению качества подготовки. А это риск как для самого будущего специалиста, так и для работодателя.

С этим надо было бы покончить. Задача студента дневного отделения – учиться, приобретать дополнительные знания и навыки, а после этого уже приступать к работе.

Еще один фактор, который не может не беспокоить высшее образование, – сокращение числа иностранных студентов, обучающихся в России. Это очень плохая тенденция… Если раньше к нам приезжало много студентов из Азии, из Африки, то сегодня их число заметно уменьшилось.

И нам необходимо работать над этой проблемой. Ведь это риск окончательной потери нашего влияния в этих регионах мира.

– Что в большей степени влияет на возникновение рисков: внешние факторы (демографические, экономические, политические, социальные) или внутренние (наличие материально-технических ресурсов, трудовых ресурсов и т. д.)? Какова степень управляемости различными категориями рисков?

– В данном случае можно говорить скорее о совокупности факторов. Но в первую очередь это все же, наверное, внутренние проблемы.

Мы сегодня много критикуем свое образование – и эта негативная информация доступна, в частности, для потенциальных иностранных студентов. Авторитет российских вузов в глазах иностранцев падает. И кто в результате выберет такой вуз и такое образование? И вообще, мне кажется, что нашему обществу пора прекратить заниматься самобичеванием.

Необходимо более трезво оценивать ситуацию, которая складывается в сфере высшего и среднего образования. Слишком много мы сейчас уделяем внимания отдельным фактам или фактикам, например, в деле организации ЕГЭ. У нас каждый считает необходимым вытащить какое-то событие и возвести его в ранг национальной трагедии. Например, кто-то на ЕГЭ списал. Списывание было, есть и будет, к глубокому сожалению, в нашей системе образования, – до тех пор, пока общество не перестроится. Ведь образование – это часть общества. Американскому или немецкому студенту никогда в голову не придет списывать, потому что там это не принято и есть законодательные акты, которые категорически запрещают списывание.

Приведу случай, который, к сожалению, связан с нашим вузом. Мы отправили нашу студентку на обучение во Францию, в один из университетов по программе двойного диплома. Она должна была по окончании курса получить французский диплом, но вместо этого к нам пришло письмо, в котором говорилось: административный совет такого-то университета Франции сообщает, что ваша студентка допустила на экзаменах попытку списать. Административный совет считает, что она могла использовать запрещенные приемы при сдаче предыдущих экзаменов, и поэтому выдать ей диплом не представляется возможным.

То есть у них это воспринимается как очень серьезное нарушение. У нас, к сожалению, появились защитники тех ребят, которые сдавали экзамен вместо абитуриентов! «За что наказывать?» – вопрошают они. Мы никогда не построим общество, в которое будут стремиться представители других стран, если будем потакать нарушителям.

Что касается управления рисками. Сейчас трудно определить, какие действия в этом направлении возможны. Наверное, нам следует ужесточить требования к студентам и соответствующим вузам. Я это уже подчеркивал в начале нашего разговора и повторю еще раз: у нас огромное количество вузов дают дипломы, но не дают знания. Тем самым мы дезориентируем молодежь. У молодого человека появляется надежда, что, окончив вуз, он обретет достойное рабочее место, будет иметь успех. А на деле он этого получить не может, потому что у него нет реальных знаний. Диплом есть – знаний нет.

И второе – человек, получив «корочку», не готов идти на менее престижное место, поскольку он убежден в том, что раз у него высшее образование, то и рассчитывать он может на нечто выдающееся. И вообще, мы слишком много уделяем внимания высшему образованию. Считается, что если человек не попал в вуз – он вроде как ущербный. Только самый ленивый не поступает в вуз, тем более что наплодилось множество вузов, готовых за копейки якобы готовить специалистов.

– В чем особенности процесса управления рисками в высшей школе? Можно ли говорить о применимости подходов риск-менеджмента в бизнесе для высшей школы?

– Безусловно, ведь крупный вуз – это огромное хозяйство, где применяются определенные методы риск-менеджмента. Как можно управлять, например таким коллективом, как наш, где постоянно обучаются 23 тысячи человек, где десятки тысяч проходят повышение квалификации, где одних только работников более 3,5 тысячи человек? Конечно, требуются определенные знания и умения. Да, мы вынуждены активно использовать методы грамотного риск-менеджмента. Я думаю, что со временем, когда мы перейдем на автономные учреждения, когда мы будем сами управлять своими денежными ресурсами, использование механизмов риск-менеджмента станет еще более актуальным.

– Можно ли привести примеры того, как за счет управления рисками удалось снизить влияние каких-либо неблагоприятных факторов?

– Наиболее яркий пример: мы некоторое время назад получили загородное учебное хозяйство. До этого у нашего многочисленного коллектива не было ни домов отдыха, ни санаториев. Но, чтобы добиться такого результата, нам пришлось, во-первых, выиграть десятки судебных процессов у рейдеров, захвативших у государства санаторий. Во-вторых, дальше надо было освоить это огромное хозяйство. Никаких дополнительных денежных средств на это не выделялось. Конечно, пришлось перераспределять собственные денежные средства, экономить, находить разные способы, чтобы привести все в порядок, чтобы сотрудники и студенты уже нынешним летом могли там отдохнуть. И у нас получилось. Уже около 300 человек отдохнули, и еще около 200 успеют отдохнуть.

Таких примеров можно привести множество. Это связано с тем, что университет развивается. Мы много строим. Но есть и текущие, неожиданно появляющиеся дела. Например, крыша в колледже прорвалась, и надо срочно делать ремонт. Есть совершенно замечательный 94-й закон. Если бы мы действовали строго по этому закону, то вначале должны были бы провести конкурс, выбрать исполнителя. Это заняло бы 3–4 месяца. За это время дом рухнул бы. То есть приходится находить какие-то способы, в том числе с применением методов риск-менеджмента.

– Согласны ли вы с точкой зрения, что риски в деятельности негосударственных высших учебных заведениях существенно выше, чем в государственных?

– Риски выше у тех, кто в негосударственных вузах учится. Почему? Потому, что студент ожидает от вуза одного, а получает совершенно другое. Подозреваю, что многие студенты, идя в какой-то сомнительный вуз, знают о существующих рисках. Такие сомнительные вузы не могут дать хорошие знания хотя бы потому, что не обладают материально-технической базой: это библиотеки, компьютерные классы, интернет, образовательные порталы и так далее. Такие вузы не обладают качественным преподавательско-профессорским составом. Количество преподавателей в России, к сожалению, неуклонно уменьшается, а число вузов, наоборот, растет. Это и есть основной риск. Студенты не получают серьезных знаний.

– Что можно сделать для снижения рисков в высшей школе с точки зрения законодательства?

– В первую очередь необходимо принятие закона об образовании, который сейчас активно обсуждается. Следует ужесточить требования к вузам и обучающимся.

Определить право надзорных органов закрывать те учебные заведения, которые не отвечают этим критериям. Сегодня для того, чтобы отозвать лицензию, требуются огромные усилия – в том числе судебные и досудебные расследования. Множество псевдовузов пользуется этим – и в результате выпускает на рынок тех, кто не пользуется спросом, поскольку не обладает необходимыми знаниями.

– Как можно оценить динамику рисков за последние годы: риски в деятельности высшей школы растут или, наоборот, уменьшаются? Их управляемость повышается, снижается? Успешных примеров грамотного риск-менеджмента в высшей школе становится больше, меньше?

– И то и другое. Есть и очень положительная динамика. Это связано в том числе с деятельностью передовых университетов, к которым я отношу федеральные университеты и исследовательские университеты. Таких у нас сегодня около тридцати пяти. Им выделяют дополнительные денежные средства. И общество, и государство следит за их деятельностью. Уже сам факт того, что появляется некоторое количество вузов, в которых активизируется научно-исследовательская деятельность, повышается качество подготовки и конкурентноспособность с мировыми учебными заведениями, дает положительный эффект.

Но в то же время мы наблюдаем и абсолютную бездеятельность многих вузов. В первую очередь технических. И я неоднократно говорил в разных интервью о том, что мне было бы приятно, если бы ребята с самыми высокими результатами ЕГЭ шли не в наш университет, не в другие гуманитарные, а в технические вузы. Я глубоко убежден, что с учетом того положения, в котором находится страна, выпускники технических вузов будут находиться в выигрышном положении. Не зря в последнее время и Президент России Д. А. Медведев, и председатель правительства России В. В. Путин больше и больше внимания уделяют проблемам развития технических специальностей.

Тем не менее, к сожалению, я не могу сказать, что в стране есть такие вузы, с которых бы я брал пример. За исключением, может быть, двух знаменитых университетов – Московского и Санкт-Петербургского. И еще есть три-четыре вуза, но не более. А таких вузов в России должно быть не менее 100, 150.

По многим показателям мы не попадаем в рейтинг 200 лучших вузов мира, хотя такие возможности есть. Нам следует, наверное, пересмотреть государственную политику в области образования. Не делать очередную реформу, а разработать программу развития российских вузов с конкретными параметрами: сколько нам в перспективе нужно готовить инженеров-авиационщиков, инженеров-атомщиков, автомобилестроителей… К сожалению, сегодня нет данных, сколько же обществу нужно будет специалистов через пять лет, через десять лет. Мы готовим специалистов на свой страх и риск.

Сегодня не проявляет активности бизнес-сообщество – а ведь именно оно могло бы определить эту потребность. Кроме того, бизнес-сообщество могло бы повлиять на разработку программ подготовки, на государственную политику в области образования, в том числе через создание наблюдательных и попечительских советов при вузах. А также через ужесточение деятельности государственных экзаменационных комиссий.

Я считаю, что государственные экзаменационные комиссии должны возглавляться очень серьезными бизнесменами и руководителями крупных корпораций. Потому что именно они, в первую очередь, заинтересованы в результате… Вуз – он выпустил студента и забыл. А выпускник тем временем приходит на производство. С какими знаниями он приходит – двадцатилетней давности или современными? Образование – это совместный проект, где должны быть задействованы и государство, и бизнес.

Евгения ДУШАНИНА