Итоги года: финансовые рынки в новой системе координат

Эксперты – о реализовавшихся в 2022 году рисках и наиболее эффективных инструментах управления ими

1014

2022 год выдался непростым для многих сфер экономики. В частности, перед отечественной финансовой индустрией остро встал вопрос – как в условиях внешних санкций сохранить бизнес и не допустить деградации качества предоставляемых услуг? О возникших в этот период рисках и адаптации к происходящим изменениям журнал «Риск-менеджемент. Практика» попросил рассказать участников финансового рынка.

 

1. Какие факторы с начала 2022 года повлияли или сейчас влияют на представляемый вами сектор рынка?

Леонид Дробот, заместитель генерального директора – директор по рискам КСП Капитал УА:

– Основным не только для нашего сектора, но и для всего мира финансов, конечно, стал внешний фактор, а именно беспрецедентные санкции в отношении России. При этом реализовались не только такие известные виды финансовых рисков, как кредитный, рыночный и ликвидности, но и связанные с этим фактором операционные, регуляторные, правовые риски.

Если банковский сектор и сектор финансовых посредников в обычных условиях давно и успешно анализирует, прогнозирует и измеряет финансовые риски, то, на мой взгляд, в непредвиденных ситуациях устоявшиеся тактики снижения этих рисков оказались недостаточными или неочевидными.

Например, повышение учетной ставки и рост курса доллара привели к обвалу цен на долговом рынке. В условиях ограниченной ликвидности можно было бы сократить дюрацию для снижения процентного риска или выйти в кэш в случае непринятия риска. Риск-менеджер скорее настаивал бы на таком традиционном подходе, и было бы хуже, если бы такие решения реализовывались автоматически без одобрения. Но насколько оправданными были бы эти решения сегодня, когда учетная ставка вернулась к значениям 2021 года, а рубль укрепился до уровней, которые невозможно было спрогнозировать? Принятие риска, дебаты на кредитных комитетах и крепкие нервы – то, что в этих условиях стало спасением от сумасшедшей волатильности. Решение, которое очевидно сейчас, точно не казалось бы таким в марте.

На новый уровень вышли операционные риски. Как правило, банки и финансовые посредники закладывали себе аппетит к риску от данного вида риска в 0,1%. Но когда 50% золотовалютных резервов России имеют по стандартным метрикам признак операционного риска «внешнее мошенничество и кража», какой размер убытков закладывать в следующий раз на операционные риски?

Что касается кастодиальных рисков, их никто в нашем секторе серьезно не рассматривал и не прогнозировал такие последствия. Например, еврооблигации, выпущенные российскими эмитентами, может, и учитываются в НРД (Национальном расчетном депозитарии), но отказ платежных агентов от своих обязанностей привел к техническим дефолтам и череде сбора согласия держателей облигаций на смену механики выплат. В нормальных условиях риск-менеджеру и в страшном сне не привиделись бы такие сценарии, и даже в феврале такие события казались маловероятными, так как они подрывают базовые принципы взаимодействия субъектов финансового рынка.

А как вам идеальный шторм по отмене международными рейтинговыми агентствами кредитных рейтингов? Казалось бы, пустяк: есть же национальные рейтинговые агентства. Да, но только одно – Эксперт РА – публикует статистику дефолтов. Добавьте сюда разрешение на нераскрытие отчетности ключевыми эмитентами, и вы не сможете воспользоваться собственными моделями оценки. Риск-менеджмент без точных данных из количественной оценки может мигрировать в качественную/сравнительную.

Для нашей компании, представляющей сектор управления активами ЗПИФ (закрытый паевой инвестиционный фонд), такой проблемы не возникло, так как в этом секторе сосредоточены активы более мелких предприятий, и ФНС предоставляет данные отчетности за 2021 год и, надеюсь, сделает это за 2022 год.

Но при этом для нашего сектора существует проблема реализации правового риска. Представьте, что часть активов ПИФ не имеет цен, признаваемой котировки, не может быть продана, или в тот момент, когда компания дисконтирует такие активы, от пайщика поступает заявка на погашение паев. Компания продала ликвидные активы и вернула деньги пайщику. Через определенное время проблемные активы либо восстановятся, либо спишутся. Тогда пайщик, уже продавший активы, задастся вопросом: почему в случае восстановления он недополучил денег? Оставшиеся пайщики зададут вопрос управляющей компании: почему мы остались без денег, если активы будут списаны? Разрешение такой дилеммы возможно, но требует регуляторного вмешательства.

Что касается инвестиционных портфелей таких коллективных инвесторов, как НПФ, находящихся под управлением управляющих компаний, то после 2008 года у них наблюдается очень низкий аппетит к риску в акциях и высокая доля среднесрочных облигаций и государственных ценных бумаг. Уроки предыдущих кризисов, требования Указания Центрального банка РФ от 16.11.2017 года № 4609-у и регулярное тестирование портфелей – все это сделало инвестиционные портфели таких инвесторов наиболее подготовленными к текущим вызовам, что позволит будущим пенсионерам чувствовать себя относительно комфортно. Если недавно казалось, что средства НПФ сдали свои позиции перед инвестициями частных инвесторов на рынке, то в ближайшие годы именно они могут снова стать опорой рынка.

Стоит также отметить, что именно действия Банка России и саморегулируемых организаций при учете мнений участников рынка позволили преодолеть огромную часть проблем, с которыми столкнулась отрасль.

 

Александр Баранов, председатель комитета ПАРТАД (Профессиональной ассоциации регистраторов, трансфер-агентов и депозитариев) по внутреннему контролю, внутреннему аудиту и управлению рисками, советник генерального директора ООО «РСХБ Управление Активами»:

– В 2022 году наибольшее влияние на российский финансовый рынок оказали антироссийские санкции, которые резко повысили неопределенность в различных секторах экономики и привели к росту всевозможных рисков. Сектор финансовых услуг по управлению активами индивидуальных и коллективных инвесторов также оказался заложником усиления рисков. Среди них, на мой взгляд, в первую очередь стоит назвать риски, связанные с так называемым системным фактором. Это значительная часть стратегических рисков (страновой и инфраструктурный риски и проблемы, связанные с совершением ряда трансграничных финансовых операций), а также большая совокупность операционных рисков, связанных со сбоями ранее успешно работавших бизнес-процессов российских финансовых некредитных организаций (НФО). До введения антироссийских санкций влияние системного фактора было не столь значимо для российских участников финансового рынка.

Среди возросших в 2022 году операционных рисков финансовой индустрии стоит отметить сложности в работе информационных систем, а также резкое увеличение влияния факторов риск-событий, которые ранее были крайне незначительны и многими участниками рынка не оценивались как значимые.

Тут можно выделить несколько моментов:

• блокировка ряда иностранных ценных бумаг (так называемых ценных бумаг с зарубежными ISIN) для российских инвесторов;
• ограничение совершения сделок с данными активами для российских участников фондового рынка;
• сложности или невозможность определения справедливой стоимости ряда активов в рамках подхода МСФО 13.

Это, в свою очередь, затронуло ликвидность ряда инвестиционных портфелей в силу невозможности проведения сделок с такими финансовыми инструментами, как ADR (American Depositary Receipt – американская депозитарная расписка), на акции российских компаний, евробонды, а также структурные ноты на иностранные ценные бумаги. Стоимость последних сильно пострадала из-за того, что банки-эмитенты данных нот вынуждены были переоценить стоимость данных инструментов из-за невозможности проведения операций с базовыми для этих нот активами.

Стоит отметить, что массовые продажи российских активов иностранными инвесторами после введения санкций сопровождались снижением фондовых индексов, ростом доходностей облигаций, увеличением объемов выставленных маржинальных требований. Приостановка биржевых торгов и другие меры Банка России позволили стабилизировать эту ситуацию. Так что финансовые риски (и, в первую очередь, рыночный риск), которые резко возросли в феврале-апреле 2022 года, в настоящее время снизились. И в этом безусловная заслуга Банка России, который своевременно провел ряд необходимых мероприятий по нормализации финансовой стабильности и снижению паники на рынках. Тем не менее высокая неопределенность на финансовых рынках сохраняется.

 

Александр Сметанин, директор по управлению рисками НПФ «Открытие»:

– В отличие от многих других участников рынка, индустрия негосударственных пенсионных фондов (НПФ) оказалась подвержена негативному влиянию обстановки на финансовом рынке в относительно ограниченном масштабе. В дополнение к жестким нормативным ограничениям и консервативному по природе деятельности риск-аппетиту пенсионным фондам как крупным по меркам российского рынка инвесторам и раньше хронически недоставало ликвидности на вторичном рынке и предложения на первичном. В итоге мы, во-первых, обычно недобираем желаемого кредитного и рыночного риска, поскольку нам не хватает размещений нужного кредитного качества, объемов, диверсификации, в том числе отраслевой, длины, соответствующей длине пенсионных обязательств. А во-вторых, мы довольно неповоротливы: быстро поменять длину или кредитное качество портфеля объемом в сотни миллиардов рублей практически невозможно, тем более что обычно это нужно сделать не просто быстро, а быстрее рынка. При этом понятно, что пенсионные фонды в любой обстановке остаются на рынке, поэтому при формировании инвестиционной стратегии приходится учитывать все эти факторы и оставаться консервативным инвестором. В частности, по данным Банка России, на начало года доля облигаций в совокупных по индустрии НПФ портфелях пенсионных накоплений/пенсионных резервов составляла 86%/70%, в том числе доля государственных и субфедеральных бумаг 36%/20%, а доля акций – 7%/10% соответственно. Но то, что всегда воспринималось как недостаток, в текущей обстановке помогло пенсионным фондам существенно сгладить негативные факторы.

 

Юрий Ногин, начальник Управления риск-менеджмента управляющей компании «Ингосстрах – Инвестиции»:

– На сектор коллективных инвестиций и доверительного управления оказали и продолжают оказывать влияние геополитические факторы и санкционное давление со стороны зарубежных партнеров.

 

Дмитрий Тимофеев, генеральный директор управляющей компании «ТКБ Инвестмент Партнерс»:

– Наша компания ведет бизнес в сегменте управления активами, консультирования российских и иностранных инвесторов. У нас крупный бизнес по управлению активами институциональных клиентов, широкий спектр продуктов для розничных клиентов и wealth management’а. Мы консультируем крупнейший активно управляемый фонд на российские акции BNP Paribas.

События конца февраля сильно сказались в виде заморозки активов иностранных инвесторов, что привело к невозможности осуществления операций. Часть иностранных активов российских клиентов также была заморожена, но уже на уровне НРД, что привело к приостановке операций с паями некоторых наших ПИФ. В существенной мере на нас повлиял уход Bloomberg и Refinitiv из России, так как мы использовали их как провайдеров рыночных данных, использовали их функционал с точки зрения аналитики, прайсинга сложных деривативов, а также их функционал по performance attribution & contribution. В какой-то степени сказались послабления Банка России в части раскрытия информации эмитентами – стало намного сложнее оценивать кредитное качество эмитентов и контрагентов. На фоне указанных послаблений Центробанк также воплощал новое регулирование с точки зрения информационной безопасности и операционной надежности – и это на фоне ухода многих западных ИТ-вендоров из России.

Спектр проблем после начала спецоперации стал достаточно заметным, на рынке реализовались системные риски в виде санкций, которые раньше никто не оценивал и которыми по сути невозможно управлять. Системные риски, в свою очередь, привели к увеличению значимости классических рыночных риск-факторов. Вместе с тем, проблемы системного характера породили неэффективности и возможности на фондовых рынках, что мы стараемся активно использовать при должном контроле рисков.

 

2. Менялась ли в последние годы законодательная база, на которую вы опираетесь в работе?

Леонид Дробот:

– Да, Центральный банк и Национальная ассоциация участников фондового рынка (НАУФОР) совершенствуют регуляторную среду в сторону риск-ориентированного подхода в деятельности управляющих. Для профессиональных участников рынка ценных бумаг, пенсионных фондов четкие формы обрели требования к системе управления рисками. Для управляющих компаний НАУФОР разработал стандарты управления рисками, которые приближают их к таким требованиям. Безусловно, наличие требований приводит к увеличению нагрузки, но, во-первых, требования стандартов объективны и являются отражением мировых стандартов, во-вторых, заставляют искать решения по минимизации затрат на их исполнение, что, в свою очередь, выводит компанию на новый качественный уровень автоматизации процессов и создает новые ценности.

Например, требования по информационной безопасности и операционной надежности начали действовать в 2022 году, но были подготовлены давно. В текущих условиях, когда существует дефицит соответствующих кадров, большинству участников рынка такие требования кажутся несвоевременными. Это действительно вызов для компаний, но одновременно и стимул к развитию компетенций.

Самый трудный и значимый аспект, впрочем, как и во всем мире, это развитие внутренней риск-ориентированной среды, когда сотрудник не просто рутинно исполняет часть процесса управления риском, а осознает свою роль и вовлеченность в дело компании. Без нового уровня осознания всеми сотрудниками их роли в управлении рисками, сплоченности и готовности решать совместно непростые задачи невозможно получить систему, готовую ответить на вызовы и непредвиденные ситуации, какие мы наблюдали в этом году.

 

Александр Баранов:

– В последние годы Банк России, как мегарегулятор на финансовом рынке, проводил так называемую контр-циклическую регуляторную и надзорную политику, суть которой в локальном снижении требований в условиях кризисной ситуации. Это нашло применение с весны 2022 года в части моратория на ввод новых нормативных актов, снижения частоты проверок финансовых организаций и снижения предъявляемых штрафных и иных карательных санкций к участникам рынка. Для кредитных организаций серьезную поддержку в этом году оказали мероприятия ЦБ, связанные с временными послаблениями на капитал и обязательные нормативы.

Тем не менее стоит выделить блок новых регуляторных требований, под которыми оказались финансовые организации в 2022 году. В первую очередь, это усиление требований к банкам по управлению операционным риском (Положение Банка России 716-П), а также появление новых требований по информационной безопасности (Положение 719-П) и требования по обеспечению операционной надежности и непрерывности (787-П). Для НФО аналогичные требования содержатся в новых нормативных актах Банка России: положениях 757-П (по информационной безопасности) и 779-П (по операционной надежности и непрерывности). Данные нормативные акты повлияли на операционную нагрузку ряда финансовых организаций. Это, прежде всего, коснулось мелких и средних финансовых компаний – крупные участники рынка пережили новые требования вполне безболезненно, а некоторые из них необходимые нововведения внедрили у себя еще год назад, когда Банк России этого не требовал.

 

Александр Сметанин:

– Последние годы Банк России в части надзора совершенствовал инструменты мониторинга и контроля. Безусловно, нормативное стресс-тестирование, фидуциарная ответственность, требования к организации инвестиционной деятельности и риск-менеджмента способствовали росту внутренней дисциплины и формализации ключевых бизнес-процессов, поэтому индустрия в целом была готова к вызовам настолько, насколько это возможно. Нельзя также не отметить крайне содержательную и оперативную работу Банка России в этом году. Регулятор находился на постоянной связи с участниками рынка, быстро принимал меры поддержки для купирования влияния рыночной волатильности и санкционного давления. В число этих мер вошли возможность использования до 31 декабря этого года включительно справедливой стоимости финансовых инструментов и курсы иностранных валют по состоянию на 18 февраля 2022 года, возможность использования международных кредитных рейтингов по состоянию на 1 февраля 2022 года, возможность ограничить раскрытие информации, а также временное смягчение мер воздействия.

 

Юрий Ногин:

– Разумеется, в фокусе внимания появились информационная безопасность, операционная надежность, этому способствует развитие и продвижение цифровых сервисов. Мы максимизируем усилия как на росте качества предлагаемых услуг, так и на митигации операционных и киберрисков, связанных с ними.

 

Дмитрий Тимофеев:

– В целом, в последние годы наблюдалось увеличение нагрузки со стороны Банка России, внедрялись принципы МСФО в учете активов ряда институциональных клиентов. В последний год вступили в силу положения Банка России по информационной безопасности и операционной надежности. Любое изменение регулирования или других нормативных актов приводит к тому, что компании необходимо адаптироваться, инвестировать в бизнес-процессы, что не всегда говорит о том, что процессы развиваются в пользу повышения эффективности последних.

 

3. Как ваш сектор рынка адаптируется к происходящим в 2022 году изменениям?

Леонид Дробот:

– Если говорить о финансовом секторе в целом, то в настоящее время происходит тактическая адаптация под текущие вызовы. Отток иностранных инвестиций, недоступность технологических платформ, практик, а также полноценной финансовой инфраструктуры ломают устоявшиеся предпосылки для развития финансового рынка. С другой стороны, потребность государства и частного сектора в инвестициях и финансировании, в том числе через инструменты финансового рынка, никуда не делась, и все эти факторы компаниям финансового рынка предстоит переосмыслить. Внутренний инвестор понес потери, и от того, как скоро восстановится спрос с его стороны или появится новый внешний инвестор, зависит восстановление рынка.

У каждой компании, ориентирующейся на частного инвестора, находящегося в некомфортном для инвестиций состоянии или потерявшего активы, будет свой рецепт, какие продукты и услуги продвигать. Полагаю, возможно еще большее сжатие рынка услуг и уход специалистов в иные сектора. Тем не менее восстановление неизбежно, основным драйвером станет предпринимательская активность в условиях перестроения моделей бизнеса, и мы увидим очень интересные продукты. Мы уже наблюдаем эти тенденции и понимаем, в каком направлении развиваться.

 

Александр Баранов:

– Можно отметить, что произошел своеобразный передел рынка финансовых услуг, и некоторые его участники получили благоприятные возможности для роста своей клиентской базы и роста комиссионных доходов. Так, некоторые крупные участники финансового рынка трансформировали и переориентировали бизнес: продали или закрыли иностранные офисы, сократили направления по предоставлению финансовых услуг своим клиентам. Для других участников рынка подобное обстоятельство стало возможностью для усиления своего присутствия на иностранных рынках капитала и предоставления соответствующих услуг для клиентов.

 

Александр Сметанин:

– Конечно, первые дни с обвалом рынка, приостановкой торгов и другими событиями были шоком. Мы остановили покупки, заморозили все кредитные лимиты, проанализировали, что можно изменить в инвестиционной стратегии. По мере восстановления торгов и появления большей определенности фонды постепенно вернулись к работе на рынке. К сожалению, Банк России был вынужден приостановить раскрытие информации о работе НПФ в детализированном виде, но, по сводным данным, валовая доходность инвестирования пенсионных накоплений/пенсионных резервов уже за I полугодие 2022 года вышла в плюс и составила 3,3%/2,4% годовых, а по итогам 9 месяцев, несмотря на сентябрьскую просадку, достигла 4,6%/3,6% годовых соответственно. При этом не все НПФ воспользовались регуляторной мерой поддержки в части фиксации стоимости ценных бумаг на 18 февраля 2022 года или на дату приобретения – согласно Обзору ключевых показателей НПФ Банка России, на конец II квартала это сделал только 31 фонд из 40. Пока доходность ограничивается высокой долей акций в портфелях фондов, которые не воспользовались фиксацией стоимости активов. Для сравнения: сбалансированный индекс активов пенсионных накоплений МосБиржи RUPMI за 9 месяцев показывает 4,7% годовых.

 

Юрий Ногин:

– Сектор коллективных инвестиций переходит на формат 779-П и 757-П, готовит соответствующую отчетность, а также консолидирует усилия на общих позициях в отношении зарубежных активов и еврооблигаций национальных корпораций, «замороженных» в международных расчетных центрах, под эгидой Московской биржи.

 

Дмитрий Тимофеев:

– Игроки рынка, которые не попали под санкции и смогли быстро перестроить свои процессы, получили по сути уникальную возможность – приобрести новых клиентов – они пришли от других игроков, попавших под санкции или не сумевших быстро и правильно перестроиться. На уровне СРО участники рынка разрабатывают новые нормативы и стандарты, позволяющие вести бизнес в новых реалиях. Этому способствуют различные рабочие группы в рамках, например, НАУФОР. Но при всем при этом текущая ситуация дает возможности по привлечению новых клиентов, предложению новых продуктов.

 

 

4. С какими сложностями (например, в части работы на рынке или взаимодействия с коллегами из других секторов/городов/стран) вы столкнулись и как их решали?

Леонид Дробот:

– К счастью, вызовы сближают людей, и мы не испытывали проблем с коммуникациями. Конечно, сервисы и услуги, обеспечивающие в том числе данными для работы системы управления рисками, не успевали за чередой событий, но в целом спрос рождает предложение, и на рынке происходит замещение иностранных поставщиков, таких как Bloomberg, компаниями, которые адаптировали свои продукты до требуемого уровня. Также можно считать состоявшимся полный переход на рейтинги национальных агентств. Согласно решению комитета по индикаторам долгового рынка Московской биржи, в котором имею честь быть председателем, с 1 января 2023 года прекращают действие индексы облигаций по международной шкале, уступив место индексам облигаций по национальной шкале. Ушли бренды, но технологии и кадры остались в России, поэтому потери качества я не ожидаю.

 

Александр Баранов:

– В первую очередь, у российских финансовых организаций возникли сложности из-за инфраструктурных ограничений, например, с совершением сделок на зарубежных организованных площадках. Кроме того, некоторые компании столкнулись со сложностями с проведением финансовых операций с контрагентами, которые опасались попадания под вторичные санкции. При этом динамика клиентской базы может быть хорошим индикатором для понимания, привело это компанию к потерям (недополучению прибыли) или, напротив, обернулось новыми возможностями.

Стоит отметить еще одну проблему, которую пришлось оперативно решать участникам финансового рынка. Ряд иностранных провайдеров информационных услуг отключили доступ российским клиентам к своим терминалам, которые предоставляли информацию в реальном времени, новости, аналитику и позволяли совершать торговые сделки. Их место заняли отечественные аналоги – Интерфакс и Cbonds. Их сервис по предоставлению информации с зарубежных рынков в 2022 году качественно улучшился. А для небольших участников рынка это хорошее подспорье (иностранные информационные каналы рыночной информации ранее были для них дорогостоящими).

Определенные сложности возникли и при взаимодействии российских компаний с кредитными рейтинговыми агентствами – в мае «большая тройка» закрыла свою деятельность в России. Однако это коснулось лишь тех компаний, которые ориентировались для привлечения капитала на зарубежных площадках. Деятельность рублевых долговых рынков вполне обеспечена отечественными рейтинговыми агентствами (АКРА, Эксперт РА, НРА, НКР).

Несмотря на вышеозначенные инфраструктурные сложности, сегодня конъюнктура российского финансового рынка улучшилась. Ряд участников финансовых рынков развивает направления по работе с иностранными финансовыми инструментами стран, не попавших в список недружественных России.

 

Александр Сметанин:

– В этом году количество факторов неопределенности и разного рода проблем беспрецедентно. Блокировка активов, закрытие валютных счетов, падение ликвидности и котировок, скачки процентных ставок, реакция клиентов, операционная устойчивость – многие из этих проблем все еще актуальны. Но особенно хочется выделить следующие направления:

• Уменьшение прозрачности рынка из-за прекращения раскрытия информации. Это и недостаток информации об актуальном финансовом положении эмитентов, тем более что бизнес-среда в некоторых отраслях поменялась критически и продолжает меняться. К сожалению, национальные рейтинги не могут служить полноценным эквивалентом прозрачности и оперативности информации о деятельности компаний. Ограничение раскрытия самими фондами создает сложности в коммуникациях с клиентами. Сейчас рынок совместно с регулятором пытается найти выходы из этой ситуации.

• Сложность планирования и определения инвестиционных целей в терминах доходности на фоне сохраняющейся неопределенности развития геополитической и экономической обстановки даже в краткосрочной перспективе. К сожалению, тут остается лишь активнее использовать сценарный анализ и прогнозирование, придерживаясь более консервативного подхода, чем хотелось бы.

• Рост значимости нефинансовых рисков. Это и резко возросшие риски информационной безопасности, и риски персонала, и риски, связанные со сложностями поддержки и развития инфраструктуры, особенно в сфере ИТ. Конечно, большинство крупных фондов уже давно имеют и планы ОНиВД (обеспечение непрерывности и восстановления деятельности), и необходимую внутреннюю нормативную базу, и соответствующую экспертизу. Но многие вопросы сейчас приходится решать в «ручном» порядке. Тут остается быть «в тонусе», чтобы не упустить риски, которые еще год назад трудно было рассматривать всерьез, а сейчас они способны парализовать ключевые бизнес-процессы.

 

Юрий Ногин:

– Мы столкнулись со сложностями общего для российского рынка характера – это препоны рынка ценных бумаг зарубежных партнеров, трудности, связанные с разрывом логистических цепочек (особенно в ИТ). В качестве решения мы фокусируемся на российском рынке и ищем пути взаимодействия с рынками Китая, Индии и Юго-Восточной Азии. Что касается ИТ, здесь мы рассматриваем отечественные разработки и облачные решения.

 

Дмитрий Тимофеев:

– В основном проблемы были связаны с тем, что абсолютно все оказались в новых реалиях, в новой системе координат. Например, западные контрагенты стали панически бояться российских контрагентов – процедуры комплаенс в западных институтах и до этого были сложными и бюрократическими, а теперь они стали просто блокирующими. В России существенно снизилась прозрачность, многие контрагенты перестали раскрывать обычную или обязательную к раскрытию информацию.

 

5. К каким инструментам управления рисками вы чаще всего прибегали в 2022 году? Какие из них оказались наиболее эффективными и почему?

Леонид Дробот:

– Самым эффективным в стратегии управления рисками на 2022-й было их непринятие. Уже в конце 2021 года модели соотношения доходов и рисков для большинства активов начали стремиться не в пользу рисковых активов. В текущем году это позволило уйти от динамического управления рыночными и кредитными рисками, вместо этого на повестке стояли решения о принятии и непринятии риска, что позволило, как представляется, в текущем периоде преодолеть кризис и уже сейчас переходить на новые продукты.

 

Александр Баранов:

– Наиболее актуальными инструментами управления рисками в 2022 году были ограничение и избежание. Оперативное стресс-тестирование в марте и в мае текущего года было также актуально, но им, в силу определенных причин, могли воспользоваться далеко не все финансовые организации (стресс-тестирование обязательно в силу регуляторных требований для банков, негосударственных пенсионных фондов и брокеров, однако ряд крупных управляющих компаний, для которых нет обязательности стресс-тестирования, проводят его по собственной инициативе и без требований со стороны Центробанка РФ).

 

Александр Сметанин:

– Несмотря на сохраняющуюся высокую волатильность рынка, мы ожидаем, что большинство фондов смогут отказаться от фиксации цен до конца года.

В частности, мы уже в III квартале фактически вышли на плановые докризисные показатели доходности без учета послаблений. Для нашего фонда это стало возможным благодаря ограниченной экспозиции на акции, отсутствию позиций в иностранных бумагах, высокой доли флоатеров и ОФЗ-ИН (облигации федерального займа с номиналом, индексируемым в зависимости от уровня инфляции), высокому кредитному качеству портфеля, достаточному запасу ликвидности, а также в целом невысокой дюрации портфеля и наращиваемой с 2020 года доли HTM-портфеля.

Учитывая раскрываемую Банком России структуру совокупных портфелей НПФ, можно предполагать, что в той или иной степени схожими подходами к формированию портфелей пользуются все фонды, хотя дьявол, разумеется, как всегда, в деталях. В конкретных портфелях отдельных фондов могут быть активы с недостаточным кредитным качеством, что может уже в следующем году привести к реализации событий кредитного риска. Также портфели «до погашения» некоторых фондов формировались в период более низких ставок и способны занижать доходность этих фондов при росте рыночных ставок. Ну и, конечно, фонды с большей позицией в акциях заметно сильнее подвержены влиянию рыночной волатильности. Однако все фонды регулярно проходят регуляторное стресс-тестирование портфелей, поэтому представляется, что индустрии НПФ все же удалось адаптироваться к новой реальности.

 

Юрий Ногин:

– Наиболее эффективными инструментам управления рисками в 2022 году, на наш взгляд, были ограничения на позиции (риск-лимиты), стратегия избегания риска (при возможности) и стресс-тестирование.

 

Дмитрий Тимофеев:

– В 2022 году реализовались системные риски, инструментария по управлению которыми не существует. Что касается управления классическими рисками, то дисциплина в области лимитирования, направленная на диверсификацию, хорошо сработала. Также работающим инструментом была оценка операционных рисков по новым процессам, которые появлялись в новой реальности. Важным фактором для бизнеса стала оценка комплаенс-рисков.

 

6. В течение какого времени, по вашему мнению, для российских экономических субъектов (участников финансового рынка) произойдет восстановление рынков?

Леонид Дробот:

– Внешние рынки закрыты, а частные инвесторы не создадут спрос на инвестиции так долго, как долго им придется решать более актуальные потребительские задачи. Так что это не будет восстановление в привычном понимании. Это будет перестройка и инструментов инвестирования, и инфраструктуры рынка, и поведенческой модели сбережений и инвестиций. Мы живем уже в другой период, и чем раньше придет осознание, тем быстрее произойдут изменения.

 

Александр Баранов:

– В силу своей профессиональной деформации я, как рисковик, в подобных вопросах склонен быть консервативным – риск-менеджеры несколько иначе, чем инвестиционщики, проводят сценарное моделирование, ориентируясь на возможный негатив. На мой взгляд, восстановление рынков для российских участников произойдет в течение продолжительного времени, вероятно, может понадобиться пять лет. Под этим я понимаю не только достижение ценовых рубежей по стоимости ряду активов и фондовым индексам, но и восстановление возможностей по выходу на иностранные рынки капитала и осуществление полномасштабных финансовых операций. В части же ценовых ориентиров, по моему мнению, возможно достижение уровней 2021 года и ранее, это во многом будет определяться макроэкономическими факторами, а также конъюнктурой зарубежных рынков.

 

Александр Сметанин:

– По мере возможности мы и профсообщество в целом на базе пенсионной СРО (НАПФ) работаем над тем, чтобы решить эти проблемы или, по крайней мере, купировать их негативное влияние, но в существенной степени эти риски неуправляемы. Говорить о каких-то внятных перспективах и сроках бесполезно до тех пор, пока не появится геополитическая и макроэкономическая определенность. Хочется верить, что рынок «потрогал дно» и потенциал роста несравнимо больше риска снижения, но риск-менеджеру не подобает быть безоглядным оптимистом. Нужно продолжить готовиться к худшим сценариям в 2023 году и в то же время представлять, как и что нужно будет оперативно менять, если реальность все же окажется позитивнее.

 

Юрий Ногин:

– На наш взгляд, при отсутствии дополнительных шоков геополитического характера восстановление рынка следует ожидать в перспективе пяти лет.

 

Дмитрий Тимофеев:

– Сложно давать какие-то оценки, так как текущие реалии снижают горизонт прогнозирования до одного-двух месяцев.

Елена ВОСКАНЯН