В последнее время представители бизнеса и эксперты много дискутируют на тему актуальности ESG-повестки, основными драйверами которой были западные инвесторы. Но сегодня иностранные рейтинговые агентства ESG прекратили работу с российскими компаниями, листинг на крупнейших биржах приостановлен, внешнеторговая деятельность со многими странами нарушена. Предъявляют ли сейчас инвесторы требования к ESG или к следованию принципам устойчивого развития, и как монетизировать ESG, когда доступ к инвестициям ограничен?
В этом разбирались участники дискуссии, состоявшейся в октябре 2022 года в рамках проекта SKOLKOVO.Insights.
Елена Дубовицкая, директор Центра устойчивого развития Школы управления СКОЛКОВО:
– В 2020 году размер ответственного инвестирования достигал астрономических цифр – порядка 35,3 триллиона долларов (речь идет об объеме устойчивых инвестиций в мире, согласно отчету Global Sustainable Investment Alliance. – Прим.авт.). В начале 2022 года эта цифра многократно увеличилась. Тем не менее в мае 2022‑го наблюдался существенный отток ответственных инвестиций, месячный отток фонда ESG-акций составил 2,6 миллиарда долларов. Это случилось впервые за всю историю наблюдения за данной сферой. Означает ли это, что у инвесторов изменились ожидания и требования и что они перестали предъявлять спрос на ответственные инвестиции?
Владимир Залужский, начальник управления по коммуникациям и работе с инвесторами ПАО «Северсталь»:
ПАО «Северсталь»
– Во многом драйвером развития ESG-повестки в мире были зарубежные инвесторы, не обязательно западные. Справедливым будет отметить, что крупные российские компании внедряли ESG-принципы для улучшения операционных показателей, изменения культуры, улучшения ситуации в регионах своего присутствия, снижения экологической нагрузки. Нельзя сказать, что ESG-принципы внедрялись исключительно для того, чтобы повысить капитализацию, предположим, на зарубежных фондовых биржах.
Можно выделить два подхода к разработке ESG-стратегии: дерискинг и дифференциация. При дерискинге компания принимает на себя реализацию небольшого объема ESG-мероприятий для того, чтобы в будущем безболезненно вести деятельность с учетом изменения требований стейкхолдера. То есть вы соответствуете требованиям законодательства, инвестируете в развитие компании в небольшом объеме и поддерживаете свой бренд. Стратегия дерискинга позволяет существовать в условиях меняющегося мира. Вторая стратегия – дифференциация – предполагает, что вы берете на себя сверхобязательства, в том числе в вопросах ESG, ставите более амбициозные цели, чем требует законодательство, например, локальное, рассчитывая, что, во‑первых, это отра-зится на вашей рыночной оценке на зарубежных биржах, где требования могут быть строже, чем в России, а во‑вторых, сможете маркетировать, как уже делают многие российские промышленные компании, свою продукцию как зеленую.
Исторически крупные компании, давно занимающиеся ESG, старались идти по пути дифференциации – не просто соответствовать какому‑то минимальному набору требований, а быть лучшими, пытались ворваться в высшую лигу, поскольку считали, что ESG – это своего рода универсальный язык, как английский, на котором говорят компании во всем мире. Это как диплом Гарварда.
Сегодня на фондовых рынках очень напряженная ситуация, есть опасения относительно мировой рецессии. Зарубежные рейтинговые ESG-агентства ушли из РФ, прекратили работу с российскими компаниями, листинг наших компаний на биржах Лондона и США приостановлен, внешнеторговая деятельность со многими странами нарушена. В этих условиях даже те компании, которые шли по пути дифференциации, вынуждены переходить к стратегии дерискинга.
По сути, дерискинг – это минимальный компактный набор ESG-активностей, которые можно продолжать реализовывать вне зависимости от экономической среды. Правильным представляется вложение средств в безопасность, снижение экологической нагрузки, что позволит соответствовать требованиям законодательства и оправдывать ожидания молодого поколения и жителей городов, где вы работаете. Поэтому все больше компаний идут по пути «no regrets moves» (никаких сожалений) или дерискинга, продолжая ESG-деятельность. Считаю, сейчас крайне важно командам в компаниях и генеральным директорам увидеть потенциал в том, что эту инерцию нужно продолжать, может быть, в сокращенном объеме, чтобы не потерять динамику и накопленные компетенции, поставлять туда, куда возможно, даже в зарубежные ESG-рейтинги, информацию о своей деятельности, даже если она не будет отражена, рассчитывая на то, что на новых рынках дружественных стран принципы ESG примерно похожи. Крупнейшие компании на этих рынках, как и мы, ориентируются на международную систему ESG, пытаются добиться хороших позиций в тех же международных рейтинговых агентствах. Если ваша компания пять лет активно занималась ESG, раскрывала информацию, выпускала отчеты на английском языке, следовала лучшим стандартам, не стоит сейчас брать паузу. Продолжайте работать в данном направлении. Это позволит накапливать данные и станет своего рода свидетельством того, что вы занимаетесь ESG не потому, что это модно, а потому, что действительно заинтересованы в следовании принципам устойчивого развития.
Один из главных вопросов в настоящее время касается монетизации ESG. Это самая сложная развилка. Мы видим много рисков с точки зрения меняющегося законодательства и ужесточения политики в области снижения выбросов парниковых газов. К тому же общественные группы и сами сотрудники требуют, чтобы компании менялись быстрее, улучшали свой экологический профиль. Генеральные директора и акционеры понимают, что заниматься ESG необходимо комплексно, системно. Надо признать, что часть вопросов решается не такими большими инвестициями. Я имею в виду принятие определенных политик, прописывание корпоративных стандартов, внедрение в компании, предположим, этического комитета, обычная модернизация производства – замена старого оборудования на новое автоматически приводит к уменьшению экологической нагрузки. Даже если вы не называете это «осмысленной ESG-стратегией».
Далее встает вопрос: в какой лиге вы хотите быть? Допустим, вы – высокомаржинальный производитель низкокачественной базовой продукции, который поставляет ее по спотовой цене на развивающиеся рынки и, по сути, у вас там бренда нет. Это одна стратегия. Либо вы решаете идти в downstream (переработку сырья в продукцию с добавленной стоимостью) и готовы замахнуться на очень развитые рынки Азии, Европы или США, понимая, какие там экологические требования, в каких условиях оперируют компании, и намерены встать в ряд с лучшими игроками, которые круглые сутки занимаются ESG, испытывают атаки со стороны общественных групп, живут в строгом законодательстве. Раньше можно было поставлять продукцию на эти рынки, находясь в другой юрисдикции, в некоторой степени бенефицируя от того, что законодательные требования там мягче, чем в других странах. Но мир меняется, и многие российские компании могли бы с 2026 года столкнуться с большими пошлинами в связи с введением пограничного углеродного налога в Европе (Carbon Border Adjustment Mechanism, или CBAM). Получается, раньше можно было поставлять туда продукцию, а с 2026 года, если она не соответствует определенному зеленому уровню, нужно либо платить пошлины (в таком случае есть вероятность потерять этот рынок), либо, если хотите работать там, быть в высшей лиге, надо соответствовать предъявляемым требованиям.
Стратегии компаний меняются ввиду меняющегося контекста. Однако ESG – это универсальный язык, рано или поздно на нем можно будет говорить с какими‑то странами, строить союзы, альянсы, пытаться сообща найти решения общемировых проблем.
Сейчас сложно говорить о взаимодействии с Европой и США, компании начали смотреть в сторону Азиатско-Тихоокеанского региона. Ждут ли нас там? Исторически там присутствовало очень небольшое количество российских компаний. К слову, у Гонконгской фондовой биржи самые высокие требования к корпоративному управлению в мире. Выход на биржу – это инвестиционная история, которая подразумевает, что мы даем инвестору какое‑то обещание. Что мы сейчас можем предложить? Многие российские компании, даже если они финансово состоятельны, перестроились или вообще не пострадали и не столкнулись с санкциями, находятся в состоянии большой непредсказуемости. Биржи, которые будут допускать эти компании, не уверены, что если сегодня все в порядке, то и завтра ничего не случится. В таком случае могут пострадать локальные инвесторы. А биржи и локальные регуляторы несут перед ними ответственность, как, например, Центральный банк России с Московской биржей, Биржей Санкт-Петербурга перед участниками фондового рынка.
Один из германских университетов провел исследование относительно себестоимости продукта, полностью соответствующего требованиям GRI.
Есть много интересных бирж, про которые мы раньше не думали. Например, горнодобывающему сектору может быть интересна биржа Йоханнесбурга (ЮАР), которая входит в топ-10 мировых бирж. Есть биржа в Астане (Казахстан), там много добывающих компаний и хорошо знают российский бизнес. То есть, приходя на биржу, вы приносите не только Investment Story, но и какой‑то бренд, и понимание вашего бизнеса. Знание российских компаний на биржах Азии пока небольшое, да и конкуренция там крайне высока. На биржи материкового Китая выйти практически невозможно, но можно выйти на биржу Гонконга. Большую роль играет подход компании – она должна быть готова к рискам, должна что‑то предложить, должна иметь отчетность за несколько лет и ESG-стратегию. Нюансов много. Кстати, недавно лед тронулся: компания РУСАЛ выпустила облигации в юанях, они были размещены в России.
Ирина Бахтина, директор по устойчивому развитию РУСАЛ:
– Я смотрю на стратегии дерискинга и дифференциации несколько под другим углом. В части дерискинга речь идет о создании в том числе устойчивой ресурсной базы. Эта стратегия в большей степени характерна для российского рынка, где присутствуют горнодобывающие, металлургические, нефтедобывающие компании, газовый сектор. Это та апстримовская часть большой глобальной цепочки поставок, для которой важна устойчивая ресурсная база. Однако мы говорим не только о природных ресурсах, но и, в первую очередь, о человеческих – о наших людях, руками и мозгами которых создается добавленная стоимость и внедряются новые технологии. Вторая часть уравнения, которая представлена как дифференциация, – это создание устойчивого конкурентного преимущества. Передовые компании России шли по этому пути, поскольку понимали, что, по сути, это единственный инструмент монетизации их усилий в сфере ESG. Если вы бережете персонал, обучаете, развиваете, вы вряд ли получите за это какую‑то дополнительную рыночную ценность или стоимость, но избежите рисков: не попадете в тюрьму, выплатите налоги, дополнительно разовьете персонал. Это замечательно, но на рынке ваши усилия могут быть оценены, только если вы представляете конкурентоспособный в долгосрочной перспективе, отвечающий ожиданиям рынка будущего продукт или услугу. В идеале обе стратегии – дерискинг и дифференциация – должны сочетаться.
Сегодня мы можем говорить о том, что вне зависимости от геополитической ситуации, этот тренд наблюдался уже в середине 2021 года, когда компании, которые рассчитывали, что их усилия в продвижении продукта с низким углеродным следом будут вознаграждены клиентами на западных или восточных рынках, столкнулись с тем, что задача по выпуску зеленого продукта стремительно стала гигиеническим фактором – фактором доступа на эти рынки сбыта. То есть требования по низкому углеродному следу – просто тот критерий, которому вы либо соответствуете, либо нет, вне зависимости от того, какое огромное количество ресурсов за все предыдущие годы и десятилетия потратили на выпуск такой продукции. РУСАЛ, к примеру, с 2007 по 2017 год приложил большие усилия для запуска алюминия с низким углеродным следом Allow. По сути, подобная продукция – некий фактор доступа к тендеру вашего клиента.
Все понимают: нужно продолжать работать в направлении ESG, но не очень понятна модель вознаграждения. Кто‑то из инвесторов гонится за высокой маржинальной историей и готов брать на себя большие риски, а хедж-фонды, действующие в интересах пенсионеров по всему миру, заинтересованы в таких ESG-компаниях с точки зрения того, что они более ответственные и предсказуемые. Дерискинг делает свое дело, но маржинальность под вопросом – мы все прекрасно понимаем, что ESG стоит денег, это действительно затратная история. Один из германских университетов провел исследование относительно себестоимости продукта, полностью соответствующего требованиям GRI (Global Reporting Initiative – Глобальная инициатива по отчетности) или наших экологических, социальных, управленческих аспектов. Себестоимость такого продукта минимум на 60% выше, чем продукта, который соответствует минимальному набору законодательных требований в стране производства.
Что касается перспектив выхода на рынки АТР, отмечу, что РУСАЛ представлен на Гонконгской фондовой бирже с 2010 года. Ежегодно мы отчитываемся с точки зрения устойчивого развития по целому ряду стандартов. Это не только требования Гонконгской фондовой биржи, но и GRI, и SASBE (Smart and Sustainable Built Environment – умная и устойчивая окружающая среда) и другие.
Азиатские рынки, на наш взгляд, меньше подвержены экономическим потрясениям в силу меньшей интеграции по сравнении с европейским рынком, мы видим благоприятный инвестиционный климат для размещения IPO (Initial Public Offering – первая публичная продажа акций акционерного общества, в том числе в форме продажи депозитарных расписок на акции неограниченному кругу лиц) сырьевых компаний и высокую ликвидность азиатского рынка. С точки зрения требований во многом отчетность облегчается тем, что она соответствует требованиям GRI: из 48 аспектов, по которым нам приходится отчитываться по руководящим принципам Гонконгской фондовой биржи, 44 соответствуют требования GRI. Это существенно облегчает нашу работу. Эти принципы Гонконгской фондовой биржи в 2012 году были приняты как добровольные, а в конце 2015‑го биржа провела консультации с участниками рынка и пришла к выводу, что нужно делать эти требования обязательными с 2016 года.
Себестоимость такого продукта минимум на 60% выше, чем продукта, который соответствует минимальному набору законодательных требований в стране производства.
Если говорить о тех четырех, которые отличаются, они не являются какими‑то экзотическими. Один из этих аспектов касается процедуры отзыва бракованной продукции с рынка, для азиатских стран это очень важно. Еще один аспект – дополнительное требование по описанию практик защиты интеллектуальной собственности. Мы знаем, что режимы защиты интеллектуальной собственности в том же Китае отличаются от большинства стран мира. Третий аспект предполагает описание процесса контроля за охраной труда, производственным травматизмом с точки зрения количества человеко-часов, которые компания потеряла из‑за травмы сотрудника, в западных международных стандартах этого нет. По отчетности третий блок – корпоративное управление – мы отдельным образом там не покрываем. Там требования зашиты в правила листинга с точки зрения кодекса корпоративного управления. Основной упор делается на два блока – экологический и социальный, и большая часть этих 48 аспектов раскрываются по принципу comply or explain, то есть либо вы соответствуете, либо даете четкие пояснения, почему этого соответствия нет. Ужесточаются сроки предоставления отчетности. В 2022 году наш отчет об устойчивом развитии вышел 31 мая, а в следующем году мы должны будем выпустить его 30 апреля.
Елена ВОСКАНЯН
