На Петербургском международном экономическом форуме, прошедшем в Северной столице 2–5 июня 2021 года, эксперты и политические деятели пытались поставить мировой экономике диагноз, с которым она вышла из пандемии. Уроки недавнего прошлого и задачи ближайшей перспективы – в цитатах участников ПМЭФ-2021.
На пути выздоровления
На сессии «Российская экономика: от антикризисной повестки к устойчивому развитию» обсуждались экономические тренды, возникшие в пандемию и оставшиеся в нашей жизни. Большинство опрошенных (37%) считают, что этот тренд – уход в «цифру», онлайн и удаленку. 24% респондентов назвали возвращение инфляции и рост рыночных процентных ставок. Столько же опрошенных выделили модернизированную макроэкономическую политику с повышенной ролью правительства. 12% полагают, что трендом стали чрезмерные бюджетные дефициты. Еще 4% назвали таким трендом «зеленую» повестку.
Кристалина Георгиева, директор-распорядитель Международного валютного фонда:
– Мы наконец‑то находимся на пути выздоровления экономики и предсказываем 6‑процентный рост мировой экономики в этом году. И по прошествии полугода мы видим подтверждение этого «диагноза». Но есть и расхождения: передовые экономики растут ускоренными темпами, а основная часть развивающихся стран – отстает. И выздоровление экономики связано с двумя факторами: каков запас прочности в экономиках и домохозяйствах той или иной страны и как быстро пройдет вакцинация. По первому фактору мы имеем драматическую картину: в одних развитых странах 28% ВВП включено в бюджетную поддержку, в других странах эта цифра оставляет 7%, в развивающихся – всего 2%. По вакцинации мы наблюдаем аналогичную картину: одни страны подходят к 50‑процентной отметке вакцинации населения, но в некоторых регионах привито менее 1% человек. Очевидны расхождения в темпах восстановления, и это вызывает озабоченность, особенно когда мы говорим о задолженностях и инфляции.
Пандемия ускорила цифровизацию экономики. Например, цифровые деньги все больше завоевывают лидирующие позиции. Теперь 2/3 государственных банков переходят на цифровизацию, частные банки тоже следуют этому курсу.
Эльвира Набиуллина, председатель Центрального банка Российской Федерации:
– Российская денежная политика остается мягкой, и это касается и ключевой ставки и уровня инфляции. Мы начали возврат к нейтральной денежно-кредитной политике. У нас другой подход, чем в остальных развитых странах. В отличие от общего мнения, что инфляция временная, мы считаем, что инфляция имеет долю устойчивых компонентов – у нас просто разные инфляционные процессы. Многим странам свойственна модель так называемых заякоренных низких инфляционных ожиданий. При этом все понимают: если повышение инфляции примет устойчивый характер, то начнется повышение ставок, в этом и заключаются сейчас тревоги международных рынков.
Мы провели стресс-тестирование нашей финансовой системы на предмет углеродного налога и отметили что инвесторы добровольно отказываются от инвестирования «коричневых» проектов. И это оказывает влияние на потоки капитала.
Антон Силуанов, министр финансов Российской Федерации:
– Все знают о бюджетном правиле в России – мы выходим в следующем году на нормальную бюджетную политику. Успех выхода из таких сложных ситуаций – абсолютно тесная координация всех денежных властей. Минфин и Центральный банк, прекрасно это понимая, синхронизируют подетально свои действия в области монетарной и бюджетной политики. Так это будет продолжаться и дальше. Мы переходим к нейтральной политике, делаем все, чтобы нормализовать инфляцию на тех уровнях, на которых мы планировали: снижение процентных ставок и запуск экономики за счет частных инвестиций.
Максим Решетников, министр экономического развития Российской Федерации:
– Есть ли место экономическому росту? Да, есть. Мы точно должны выйти на уровень нормализации экономики, в данном случае важным остается вопрос инвестиций. И Правительство Российской Федерации весь прошлый год запускало новые и совершенствовало действующие инструменты, связанные с поддержкой инвестиций. В частности, развивался механизм специальных инвестиционных контрактов как новый инструмент промышленной политики, мы создавали новые экономические зоны. Правительство России подготовило предложения по инвестированию средств фонда национального благосостояния, появились новые возможности, связанные с бюджетными инфраструктурными кредитами, которые пойдут в регионы, и те в сжатые сроки должны запустить инвестиционные проекты.
В постковидной реальности стоит также учитывать наше стремительное развитие цифровых экосистем, низкоуглеродной повестки, которая создает новые возможности, и Правительство Российской Федерации за прошедший год подписало серию документов по этим направлениям. Так, в начале июня принят закон об ограничении выбросов парниковых газов. Кроме того, опыт по сахалинскому эксперименту распространится на другие регионы, которые определят цели по углеродной нейтральности и найдут инструменты достижения этих целей. Помимо этого, реализуются отраслевые инициативы, например, «зеленые» сертификаты в электроэнергетике и подобные проекты, продвигающие «зеленую» повестку в конкретных отраслях. Правительство также разрабатывает схему по ESG-финансированию.
«Зеленое» восстановление мира
В последнее десятилетие на финансовых и инвестиционных рынках происходят глубокие изменения. Новый глобальный вызов – переход к низкоуглеродной экономике, уже заявленный многими государствами в стратегиях «зеленого восстановления» после пандемии. Декарбонизация предъявляет к инвесторам и реципиентам инвестиций совершенно новые требования с точки зрения формирования инвестиционных проектов, подбора соответствующих финансовых инструментов и контроля по всей инвестиционно-производственной цепочке. Россия видит свои ориентиры в переходном периоде, уверены участники сессии «IFC + ESG: переосмысление миссии финансовых центров».
Анатолий Чубайс, специальный представитель президента Российской Федерации по связям с международными организациями для достижения целей устойчивого развития:
– Мнение о том, что лидерами процесса по энергопереходу являются западные страны, а Россия лишь следует этой тенденции, не соответствует действительности, эта точка зрения устарела и искажает реальность. За последний год произошли три геополитических события, которые необратимо изменили карту мира. Первое: ЕС принял решение о пересмотре своей климатической политики до 2030 года, изначально ставилась цель по снижению СО2 на 40%, теперь – 55%, это очень масштабное изменение. Второе событие: победа Джо Байдена на выборах, вслед за которой США вернулись в Парижское соглашение, провозгласили, что в 2030 году объемы выбросов будут на 50% ниже, чем в 1990 году. Третье событие, которое практически пропущено нашей общественностью, – Китай провозгласил цель по выходу на углеродную нейтральность в 2060 году, и для экономики с такими темпами роста эта цель – просто фантастический вызов, но мы знаем, что Китай ставит такие долгосрочные задачи, долго продвигается к их решению и выполняет. В дополнение к этому могу сказать, что недавно в Китае открылась карбоновая биржа, и она будет больше европейской. Евросоюз, США и Китай – этого достаточно, чтобы мир принял решение о радикальном изменении всей экономической политики в направлении энергоперехода. Масштабы этого, с моей точки зрения, сопоставимы с промышленной революцией, и ничего подобного за последние 100 лет не происходило. Я уверен, что и другие страны сделают свои шаги по этому пути.
Сергей Швецов, первый заместитель председателя Центрального банка Российской Федерации:
– У нас есть три задачи: первая – предоставить инвесторам и гражданам инструментарий, чтобы они участвовали в истории по декарбонизации; вторая – дать экономике возможность трансформироваться от «коричневой» в «зеленую». Третье, и это относится к нам как регуляторам финансового рынка, правильно учесть риски в регулировании, и это самое сложное. Центральные банки объединились для обсуждения, как это сделать: уже есть документы, демонстрирующие, что риск ESG спокойно трансформируется и в кредитный риск, риск ликвидности, операционный риск, то есть все, что наработано в отношении классических финансовых рисков, применимо к ESG. Однако есть такие проблемы, как горизонты прогнозов: если ранее прогнозирование ориентировалось на год-два, то ESG-прогнозирование может быть рассчитано на пять и более лет.
ПМЭФ-2021 стал первым и самым масштабным в мире деловым событием очного формата после вынужденного перерыва из‑за пандемии коронавируса. Форум состоялся в традиционном формате с использованием современных цифровых технологий. Девиз ПМЭФ-2021 – «Снова вместе. Экономика новой реальности» – продемонстрировал общественный запрос на очный формат дискуссий для достижения прорывных идей в мире. За четыре дня работы площадку Форума посетили свыше 13 500 участников из 141 страны, при этом 5000 из них представители российских и иностранных компаний и 1500 из них – руководители. На площадках работали представители более 1000 организаций СМИ из 46 стран. По насыщенности программы и количеству мероприятий ПМЭФ-2021 не уступил предыдущему форуму. В рамках основной программы состоялось свыше 190 мероприятий, и более 80 мероприятий были организованы на тематических площадках.
Есть детская игра, когда несколько человек бегают вокруг стульев, которых всегда на один меньше, чем участников, и в процессе игры поэтапно выбывает тот, кому не достался стул. Финансирование «грязных» компаний очень похоже на эту игру, потому что в данном случае для компаний существуют «короткие» кредиты, и им кажется, что ничего не угрожает. В течение года можно выплатить этот кредит, но возможность его погасить зависит от того, кто даст компании эти деньги. Но чем дальше, тем сложнее компании получить заемные средства, потому что либо появятся карбоновые налоги, либо продукцию этих компаний перестанут покупать. Сейчас совместно с другими центральными банками мы руководствуемся стресс-тестированием, смотрим различные сценарии и будем планировать, как финансировать такие «коричневые» компании, которые подписались или не подписались под трансформацией.
Олег Сысуев, президент, первый заместитель председателя совета директоров, АО «Альфа-Банк»:
– Российские банки пока не готовы к решению этой проблемы, они испытывают серьезный когнитивный диссонанс. Крупнейшие банки знают, что ESG – это долгосрочный проект, рассчитанный на десятилетия, с другой стороны, банки озабочены тем, что должны давать прибыль здесь и сейчас в реальной экономике. Если быть честным, то российская экономика не скоро будет трансформирована и уйдет от углеводорода. Важно понимать, будут ли банки просто подстраиваться под эти требования или глубоко заниматься этой проблемой и отвечать на вызовы. Подстраиваться мы умеем. Например, мы участвовали в тендере на кредит одной крупной угольной компании вместе с государственным банком. И угольная компания приняла решение разделить кредит между нашим банком и государственным. Мы хорошо знали, что использование кредита – это выкуп акций. И в пост-релизе крупного российского банка увидели, что он предоставил кредит ESG, который пойдет на решение проблем по реструктуризации. Компания ответила благодарностью банку за сотрудничество в рамках ESG. На мой взгляд, в таких проектах все будет решать мотивация, если для банков она будет серьезной, то они станут участвовать. Мы поняли за свою историю, что ESG – фундаментальная ценность, и если ей следовать, то это будет серьезный бизнес-выигрыш, поэтому мы готовы заниматься этим глубоко. Не думаю, что это получится быстро и при условии, что этот проект станет национальным проектом. Важно и то, что если бы успех IFC зависел от внешних факторов.
Надолго или навсегда?
Глобальным шоком называют эксперты условия жизни, в которые нас толкнула пандемия COVID-19. На сессии «Надолго или навсегда? Жизнь и развитие в условиях новой реальности» говорили о том, что стало частью новой нормальности. Государство пришло на помощь бизнесу не только мерами фискальной политики и поддержки. Важнейшей стала быстрая разработка и внедрение мер эпидемической безопасности в различных отраслях экономики и социальной сферы. В итоге Россия избежала второго локдауна, заболеваемость на крупных, в том числе градообразующих, предприятиях, находится на низком уровне, без угрозы для здоровья возобновили работу учреждения образования и культуры. Надолго или навсегда?
Анна Попова, руководитель Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека – главный государственный санитарный врач Российской Федерации:
– Экономический глобальный ВВП потерял 4,5%, ВВП ЕС – 7,4%, Великобритании и Испании – 12%, Франции – 8,3%, США – 3,5%. Мировая экономика сократилась на 3,5%. Россия потеряла около 3%, но должна стать одной из стран, которая восстановится быстро. Государственная политика России по сохранению и восстановлению всех отраслей дала свои плоды. Во время локдауна мы одними из первых поняли механизмы передачи вируса, и наши ученые разработали рекомендации, как работать, особенно в тех отраслях, которые функционируют круглосуточно. Мы сделали более 50 рекомендаций, как организовать работу. В нашей жизни всегда что‑то меняется. И сейчас пришло осознание того, что мир уязвим для биологических угроз, но эта уязвимость при должных знаниях преодолима, когда есть ученые и практики и государство слышит их и верит. Главный лозунг – эпидемия без локдауна. Мы должны обеспечить функционирование страны, экономики и общественных отношений, не давая распространяться инфекции. Это непростая задача, но именно ее мы поставили во главу угла. Человеку должно быть удобно, комфортно.
Сергей Михайлов, генеральный директор, председатель правления ПАО «Группа Черкизово»:
– Мы не могли позволить себе остановиться. Аграрное производство, в нашем случае – мясное, вообще не имеет такой опции, как остановка, поскольку технологический цикл обладает очень длинной цепочкой воспроизводства, иначе возникает необходимость утилизации сырья, которое просто «переросло» сроки. Кроме того, мы понимали социальную важность продовольственной безопасности. Мы приложили максимум усилий и поменяли бизнес-процессы, но при этом чувствовали в лице Роспотребнадзора не только содействие регулятора, но и помощь бизнес-консультанта, который нас направлял. Когда пандемия только набирала обороты – в марте 2020 года, – мы потеряли порядка 40% рабочей силы за 48 часов. Учитывая то, что многие сотрудники предприятия жили в общежитиях, и когда началась эпидемия мы думали, как не потерять все, поэтому приняли такие бескомпромиссные шаги, как расселение ключевых специалистов в гостиницах, ведь из 3000 работающих в компании сотрудников без 130 ключевых специалистов нам будет очень тяжело обойтись. Нам удалось избежать больших потерь и значимых остановок производства. Для сравнения: в США три крупнейших завода по переработке свинины вынуждены были остановиться на 2–3 недели, и потом они восстановились максимум на 50%, потому что возникла паника, с которой они не справились, не приняли жесткие меры и стали заложниками рабочей силы, большая часть которой были мигранты. В результате выращенные для производства мяса животные стали перерастать и поголовье нужно было просто утилизировать, потому что цепочка воспроизводства была нарушена. Потом это сказалось отсутствием мясной продукции в торговых сетях. Мы также отметили большой сдвиг в потреблении продукции и перемены форм потребления – нам пришлось перестроить процессы и линии на другие продукты, чтобы адаптироваться к новым реалиям.
Александр Калинин, президент общероссийской общественной организации малого и среднего предпринимательства «Опора России»:
– За прошедшие 100 лет мы не сталкивались с подобными пандемиями. Это был шок для малого бизнеса, который пострадал больше всего. Меры предпринимались быстро. Как известно, образец вируса, на основе которого стали разрабатывать вакцину, появился уже в конце февраля, и сейчас вакцина создана уже навсегда. Это дает нам возможность работать без опасений, что экономика остановится. Новая реальность показала важность сообществ, в том числе и бизнес-объединений в России и мире, потому что переговорные площадки были постоянно. Мы сделали серию видеороликов, открыли более десяти телеграм-каналов, посредством чего мы беспрерывно транслировали предлагаемые правительством и Роспотребнадзором меры, в том числе касающиеся того, чтобы не вводить локдауны на местных уровнях, когда губернаторы многих регионов были готовы к таким шагам. И то, что в России не были введены ни второй, ни третий локдауны, привело к тому, что наша экономика восстановилась гораздо быстрее, чем многие страны мира. За исключением таких отраслей, как авиаперевозки, фитнес, концертная и выставочная деятельность, в остальных направлениях по обороту превышены допандемийные показатели. В малом бизнесе даже увеличено количество занятых.
Часть человеческой жизни
Как подготовиться к вероятности следующей пандемии, стоит ли руководствоваться традиционными методами или найти совершенно новое решение? На панельной сессии Сбера «Архитектура постковидного мира: технологии, экономика, общество» дискуссию начал искусственный интеллект – виртуальный помощник Афина показала, что в новой, постпандемийной реальности на нее можно рассчитывать больше, чем на традиционного сотрудника. Афина открыла дискуссию, представила ведущего сессии Германа Грефа, президента и председателя правления Сбербанка и, спросив, нужна ли ее помощь далее, удалилась.
Стивен Пинкер, профессор психологии Гарвардского университета:
– Пандемия – это часть человеческой жизни, того, что вы живой организм и нравитесь маленьким организмам, которые хотят жить внутри вас. Мир не был готов к этому. Но страны не могут навсегда быть изолированными, это нарушит экономику. В краткосрочной перспективе очевиден новый опыт внедрения государства в жизнь людей. Эта чрезвычайная мера привела к большому перераспределению денег, бизнеса и людей. В крупных развитых странах уже тратят огромные средства на социальные направления – в среднем 23% ВВП идет на социальные нужды.
Фарид Закария, журналист и политолог:
– Если посмотреть на пандемию испанки 1918 года, то интересно, как только она закончилась, общества быстро вернулись к «нормальности». На смену пришли 1920‑е годы, например, в Нью-Йорке это эпоха джаза и веселья. Я думаю, в этот раз все будет по‑другому. Потому что единственная разница между этой пандемией и другими в том, что сейчас активно развивается цифровая экономика. Стало возможно большим частям экономики работать без физического контакта – это что‑то новое. Успех не в количестве власти, а в ее качестве. Тайвань, Сингапур, Южная Корея – это страны, которые лучше всего справились с пандемией, у них влияние властей меньше, чем в европейских странах. Тайвань послал на карантин 1% населения, а 99% свободно гуляли по улицам. Ничего не закрывалось, бизнес работал. А США не могли поставить на карантин 1% населения, а закрыли всю экономику – 40 млн человек остались без работы, а сотни тысяч компаний потеряли бизнес. Поэтому в будущем необходимо правильно выстраивать баланс между рисками, плюсами и наградами. Если будет еще раз такая пандемия, то мы не сможем на нее отреагировать как в этот раз, закрыв огромную часть экономики, компаний, и триллионы долларов брать в долг – это сделка на один раз. Если через 10–15 лет нас еще раз такая пандемия накроет, у нас не будет денег, чтобы с ней справиться.
Максим Орешкин, помощник Президента Российской Федерации:
– То, что происходит в экономике, обычно называют «цифровизацией», но мне кажется, что происходит более глубокая история, я бы назвал ее экосистемной революцией. Старая модель экономики была построена по отраслевому признаку, вокруг конкретного товара или услуги. Были отдельные рынки. Сейчас происходит глубинная трансформация во всем мире, она будет во всем мире идти десятилетия. Это экосистемная революция – экономика, построенная вокруг потребителя, вокруг человека. Центром ее становится не какой‑то продукт – это становится вторичным, а первичным становится человек и его потребности.
Герман Греф, президент и председатель правления Сбербанка:
– На мой взгляд, пандемия очень сильно обострила противоречия, которые мы видим накопленными за последние десятилетия в государствах, – мы можем говорить о капиталистическом мире. Многие говорят о соревнованиях автократических и демократических режимов и что автократические режимы в периоды вроде бы себя зарекомендовали лучше. Появилась новая точка зрения, что технологии и технологический прорыв привнесли совершенно новую возможность в государственное устройство. Очень популярная в свое время социалистическая или коммунистическая идея рухнула из‑за двух вещей: невозможности спланировать корректно все в экономике и сложностей стимулирования и недостатка конкуренции. Новые технологии и большие данные дают возможность спланировать значительно лучше, чем это происходило раньше или чем это делает капитализм. И главное противоречие социализма может быть устранено. Сейчас появился новый термин – «технокоммунизм» как общество возвращения этой старой идеи на новом витке, которая даст возможность значительно лучше планировать общественные ресурсы и значительно более справедливо распределять их между слоями общества, ликвидировав конфликты внутри общества. Мы пока еще не справились с пандемией, нам предстоит еще сделать из этого уроки и создать механизм, который бы мог быстро реагировать на подобные ситуации.
Еще один вывод, который может сделать бизнес: в ближайшие годы нас ждет спрос на услуги киберзащиты, на приватность нашей жизни в обмен на передачу данных. Услуги кибербезопасности в ближайшие годы будут востребованы на уровне государств, корпораций и граждан, и в это можно инвестировать. Стоит отметить также и то, что быстро меняются бизнес-модели: мир переходит от продуктовоцентричной к клиентоцентричной модели. Будущее за технологической независимостью. И если сегодня лишь Китай обладает всеми технологиями, Россия имеет все шансы занять лидирующие позиции в новом цифровом мире: мы одна из трех стран мира, у которой есть свои поисковые системы, социальные сети, картографические бизнесы и набор технологий по развитию своих экосистем и конкурированию с глобальными. Люди найдут способ адаптировать государственную систему под новые вызовы.
Ирина КРИВОШАПКА
